С глазу на глаз со сфинксом

Мы ведем раскопки на такой глубине, на какой до сих пор никто не копал в Дельте. Раскоп углубился уже на пять метров ниже уровня обрабатываемых полей. Если добавить к этому три метра высоты кома, то окажется, что наш раскоп достигает восьми метров глубины. Мы постоянно находимся в воде и грязи, потому что влага доходит до двухметровой отметки.

Самой интересной нашей находкой вплоть до сего времени была стена из кирпича-сырца воздвигнутая на песке. Архитектура на песчаном основании — наше крупнейшее открытие, своего рода сенсация.

Мы имеем здесь дело с большими песчаными дюнами, восходящими к периоду плейстоцена; они были использованы в погребальном строительстве. Напрашивается следующая гипотеза: фараоны привыкли хоронить покойников в песчаной пустыне, которой, как известно, нет в дельте Нила. Быть может, здесь это небольшое количество песка было использовано для строительства гробниц.

— Лучшим доказательством, пожалуй, можно считать найденную несколько лет назад гробницу царицы Тахут, — добавляю я.

— Да, это еще одно доказательство.

— А ступенчатая стена, которую мы видим под обрывом?

— Очень интересная кладка — почти ступенчатая пирамида, не так ли? Стена построена из высушенного на солнце кирпича. Точно так же делают кирпич и теперь, например на близлежащем заводике. На нашем участке нашли еще два интересных каменных блока с иероглифическими надписями времен Эфиопской и Сансской, т. е. XXV и XXVI, династий. Магистр Анджеевский очень остроумно доказал, что царские картуши, помещенные на блоках фараона Тахарки, подверглись затем переделке; на них было помещено имя фараона Псамметиха II. Но об этом вам лучше всего расскажет сам Анджеевский. Блоки находятся уже в нашем лагере; следовательно, вы сможете их там осмотреть. Используя эти два блока, мы в настоящее время реконструируем всю колонну. Это кропотливая работа, и Домбровский порядком над ней попотеет. Вот и теперь его вызвали, чтобы снять размеры участка, который мы раскапываем.

В раскопе четко вырисовывается фрагмент основы опорной колонны сердцевидного сечения. Прямо над ней поднимается стена разрытой кирками земли.

— Египетские рабочие, как я вижу, перекапывают землю острыми кирками. Разве им никогда не случается, — спрашиваю профессора, — повредить какой-нибудь ценный памятник, находящийся под слоем грунта?

— Вот на это стоит обратить внимание. Большинство наших рабочих многие годы участвуют в раскопках. Они обладают столь совершенным чутьем, что наносят удары киркой легко и ловко, ощущая любой более твердый слой.

— А теперь взгляните, пожалуйста, сюда! — Тростниковая палочка профессора указывает на обрыв. — Видите эти щели и дыры? Здесь чаще всего прячутся змеи и скорпионы. Правда, до сих пор не было случая, чтобы они кого-нибудь укусили, но лучше быть готовым ко всяким сюрпризам.

Я не думаю ни о змеях, ни о скорпионах, ни даже о все более усиливающемся зное, а только стараюсь записать на пленку все, что слышу. Когда я наконец использовала весь взятый из лагеря запас, было начало второго.

Большинство участников экспедиции и сопутствующие нам художники возвращаются в лагерь. На коме остаются профессор и дежурная магистр Рушчиц. Я очень устала и изнурена жарой, но гордость не разрешает мне даже заикнуться об этом.

В нашем каменном домике уже хлопочет Насер. Он Подает апельсиновый сок со льдом, затем быстро и ловко накрывает на стол. В кухоньке грохочет кастрюлями Сенуси. Он ворчит на Саада, который, вероятно, пренебрег своей основной обязанностью поваренка, проведя слишком много времени на коме.

Как пьяная, брожу я по лагерю в напрасных поисках места, где можно было бы отдохнуть и укрыться от духоты и зноя. Кристина Михаловская советует принять душ, переодеться и прилечь в палатке. Но когда я приподняла полог моего нового жилья, на меня не повеяло приятной прохладой, а пахнуло липкой духотой тени. Ко всему этому воздух в палатке пропитан каким-то дезинфицирующим средством. Оказывается, всегда услужливый и доброжелательный фотограф продезинфицировал палатку флитом, чтобы мне днем не мешали мухи, а ночью москиты.

Чувствую себя очень плохо. Кружится голова, сильное сердцебиение. Но у меня нет времени анализировать свое состояние, так как в этот момент Саад ударяет в сковородку, созывая всех к ленчу.

В столовой относительно прохладно. Суп, сваренный Сенуси, и закуска из овощей приготовлены так вкусно, что, несмотря на слабость, я ем с аппетитом.

Подавая блюдо с шашлыком, Сенуси нагибается ко мне и хрипло шепчет:

— Мистрис себя плохо чувствует, не так ли? Зайдите после ленча на кухню. Я дам вам хороший совет.

В то время как художники уезжают в Каир, а все прочие жители лагеря расходятся на короткий отдых, я незаметно проскальзываю в палатку, где хозяйничает в кухне Сенуси.

МОИ ДРУГ СЕНУСИ