С голубого ручейка

«Ха-ха-ха! — рассмеялся чёрт, едва не свалившись с парапета. — В этой стране живёт сто миллионов взрослых людей. Каждый из которых раз в месяц, а то и чаще, как ты говоришь, „одурманивает себя“. И это им вовсе не мешает делать карьеру и зарабатывать деньги, летать и путешествовать, писать картины и книги, любить женщин и видеть красоту Земли, быть заботливыми и любящими сыновьями, мужьями, отцами, знающими специалистами, пользоваться заслуженным уважением в обществе… Как тебе не раз говорили: нужно просто соблюдать меру…».

«Вот ты попался, — подвёл итог я. — Сам подумай: будет ли разумный человек, если он не идиот и не сумасшедший, одурманивать себя? Пусть даже на короткое время и в небольшой степени? И, если да, то можно ли такого человека считать действительно разумным?».

«Тогда ты останешься один…», — подвёл итог чёрт.

«Ты слышал, как при Горбачёве устраивали „трезвые“ вечеринки? — перехватил инициативу я. — Сам-то не присутствовал, но мне о них не раз говорили. В том числе и о том, что люди с этих вечеринок уходили очень быстро. Им было скучно — так же, как скучно на пьяных праздниках мне. Многого ли стоит такое общение?».

«А если остальные возьмут пример с тебя и откажутся от спиртного, — осклабился чёрт. — Представь себе жизнь в таком мире: ни праздников, ни вечеринок, ни дружеских компаний… Жизнь и в самом деле стала бы невыносимо скучна…».

«Ты в этом уверен? — не согласился я. — Да ведь вокруг целый мир! Попробуй и ты представить, что на моём месте делал бы обычный, в меру пьющий парень?».

«Не попал бы в такую ситуацию, выпив с отцом девушки», — охотно объяснил чёрт.

«Нет, — оборвал я. — Чтобы он делал после ссоры? Я тебе объясню, что бы он делал — побежал бы в кабак, запивать горе…».

«А ты? — заинтересовался чёрт. — Пить не станешь, к Полине, к её семье извиняться не побежишь — не тот характер. И виноватым себя не считаешь, и „твой человек от тебя не уйдёт“ — это ты, после той истории, хорошо запомнил…».

«Гулять пойду, — продолжил я. — Деньги есть, время тоже. Я в отпуске, на работе в ближайшие две недели никто не ждёт, а Уральские горы с легендарной Чусовой в пределах досягаемости. В кои-то веки выпадет такая возможность?..».

Набежавшая волна приподняла выброшенную на парапет кипу жёлто-зелёных водорослей, в самом деле напоминающих длинные спутанные волосы. При известной доле воображения можно представить, будто беседуешь с настоящим, живым чёртом. Я поднялся со скамейки — жизнь продолжалась, со всеми, чёрт бы их побрал, проблемами.

Словом, погулял я по городу, полюбовался новостройками — в Екатеринбурге почти нет бараков и лачуг, побывал у Храма-На-Крови — светлого, солнечного, похожего на игрушку. Посмотрел на город с пятьдесят второго этажа башни «Высоцкий» — той самой, которую видел с берега пруда, не миновав и самого бронзового Владимира Семёновича в компании с гитарой и длинноволосой Ингой — Мариной Влади. Даже прокатился на метро — оказывается, оно есть и в Екатеринбурге, одна-единственная линия с модерновыми станциями и вполне московского вида тёмно-синими вагонами.

Лишь на третий день, пресытившись городскими впечатлениями, я решил добраться до Чусовой — и, возле автобусной станции разговорился с девушкой, которая никак не могла застегнуть замок-карабин у рюкзака. Простая, хотя и коварная штука — у нас в аэроклубе на рюкзаках с парашютами такие же. И как-то само собой получилось, что вместе с девушкой, её молодым человеком, с весёлой компанией студентов и их тренером, усатым дядькой, которому дал слово слушаться и не изображать чайник, отправился на автобусе в посёлок с чудным для московского уха названием «Ревда».

Оттуда я проплыл по Чусовой — мелкой, узкой и удивительно спокойной реке, с двух сторон стиснутой высокими, поросшими лесом скалами. Ко мне относились снисходительно — я хоть и бывалый путешественник, но прежде не участвовал в таких, пеших походах. Никакого спирта у них не было, за исключением медицинского у тренера во фляжке. Зато здесь можно было посидеть у костра, попеть под гитару и даже записать несколько новых, неизвестных прежде песен.

Сколько мы тогда отмахали, обходя перекаты, поднимаясь на скалы, огибая завалы из рухнувших деревьев, смахивая со лба паутину. Забирались в неглубокие, но таинственные пещеры, увы — со следами былых ночёвок на земляном полу. Сколько раз, стоя на вершине очередной скалы, глядя вниз на реку, похожую на серебристую, сверкающую под солнцем дорогу, я снова и снова думал, что вот оно — настоящее. Не богато накрытый стол, не раскрасневшиеся от выпитого лица друзей или коллег, а именно такой пеший поход с веслом в руках или рюкзаком за плечами. Даже устаёшь как-то по-хорошему, по-человечески.