С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г.

Несмотря на победу над контрреволюцией, критические дни показали слабость правительства. Москве пришлось настолько оголить свой гарнизон, что даже русская охрана дипломатической миссии порой была ослаблена или для охраны выделялись слабо подготовленные отряды.

Сегодня вышло постановление правительства, запрещающее ношение военной формы всем иностранным военным лицам и распространяющее на них те же ограничения в отношении ношения оружия, которые действительны для русских граждан. Эта акция направлена против Антанты, в отношении которой, наконец–то, хотят принять более жесткие меры.

Берлин отклонил идею отмежевание от Ленина и товарищей, таким образом, мы останемся здесь, о чем мы чисто по–человечески никак не сожалеем, жизнь здесь столь же приятна, как и интересна, требование о допуске батальона, конечно же, не поддержано, так как русские считают, что это несовместимо с их авторитетом. В качестве компромисса Россия разрешила допустить для охраны 300 человек в гражданском и пообещала охрану из 1000 красногвардейцев, которых военный атташе может выбрать из имеющихся частей, министерство иностранных дел в том же письме, в котором пришли эти сообщения, советует для большей безопасности занять дом вне Москвы!

На Вильгельмштрассе, таким образом, делают вид, что нас не слышат. Еще ни в одном сообщении отсюда мы ни в какой форме не высказывались, что речь идет о нашей безопасности. Не говоря уже о том, что такую безопасность, как я уже упоминал, обеспечить в случае серьезных боев невозможно, мы продолжаем придерживаться мнения, что требования и меры правительства должны быть вызваны только одной идеей. Его должен беспокоить только вопрос поддержания престижа Германии. Что нужно для сохранения авторитета Германской империи? Что можно потребовать от советского правительства во искупление его соучастия в убийстве посланника Мирбаха?

Лома нас либо не могут, либо не хотят понять; видимо, там живут иллюзиями и думают только о спокойной работе по заключению Дополнительных договоров. Это желание подавляет тонкое чувство национальной гордости. Большевистские диктаторы торжествуют, российская буржуазия недоумевает и отворачивается от нас. Мы же, пожалуй, все без исключения

чувствуем подавленность, поскольку не в состоянии с гордостью представлять великую державу.

27 июля.

Изменить курс политических проволочек будет нелегко. Если даже в Берлине изменятся взгляды, Гельферих столкнется здесь с почти неразрешимым вопросом. Момент, позволяющий нам подчинить события на востоке нашей воле, упущен. Ситуация на западном фронте, о чем хорошо осведомлены не только мы, но и русское правительство и общественность, за последние недели развивается таким образом, что мы должны оставить надежду на возможность заставить Антанту пойти на переговоры. Мир, который наверняка для нас во многих отношениях будет выгодным, будет означать конец всему. Чем менее благоприятно положение на западе, тем важнее для нас положение на востоке.

Напрашивается невольно вопрос, возможно ли еще добиться здесь такого положения, которое давало бы нам надежду на перспективу. Только люди на Вильгельмштрассе все еще верят, что договорами и переговорами они смогут собрать урожай нашей победы на востоке. Если не обольщаться иллюзиями, то фактическое положение можно выразить следующими словами.

Большевики вовсе не думают о том, чтобы жить в мире с кайзеровской Германией, им нужно было лишь остановить наше наступление, затем установить кажущийся мир, чтобы тем самым выиграть время для укрепления своего господства. Если мы отказались бы подписать мир 3 марта и продолжили военную прогулку на восток, избегая широкого фронта боевых действий, то коммунистическое правительство наверняка немедленно бы пало. Если мы не хотели или не могли поступить так по веским причинам, то, по крайней мере, мы не должны были компрометирвать себя перед большинством российского населения, идя «рука об руку» с Лениным и товарищами всего мира. Теперь же мы остались без единого друга, утратив всякий авторитет в России. Советская власть разыгрывает спектакль и ждет мировой революции, российская буржуазия, потеряв надежду, видит в нас только соучастников победы большевиков, опору их нынешней власти.

Только так я могу оценить ситуацию. События развивались неуклонно в этом направлении, поскольку мы фактически неделя за неделей шли курсом, желательным для Кремля. Когда же события начали принимать иной оборот, о чем мы в свое время предупреждали наше министерство иностранных дел, было еще не поздно.

Но после того, как случившееся 6 июля не стало поводом для четкого определения наших позиций, на успех более нельзя было рассчитывать. Желательно и достижимо пока еще показать буржуазной России, что мы были заодно с кровавой диктатурой временно, выполняя свои военные задачи, и что мы готовы отмежеваться от нее по первому же вескому поводу, каким стало убийство посланника.

Для Антанты нашелся другой способ сохранить свое достоинство и свободу.