С грядущим заодно

В толпе мелькнула зубастая улыбка и мощные белые плечи Мытновой — обновила «парижский туалетец». Тася и Люда Крутилины кивали Виктории, с любопытством поглядывали на Лешу. «Это — ерунда. Нектария, слава богу, нет, не возвышается над презренным плебсом. Вот его встретить…» — и тут же увидела, как он осторожно спускается по шатучей лесенке со сцены.

Публика выходила в фойе, уплыли среди других голов золотистая башня и лысина генеральской четы. «Надо скорей за ними, не упустить». Почти у самой двери — Нектарий. Поглядывает поверх толпы во все стороны. Виктория спряталась за Лешу. «Все равно увидит — огромный зверюга, и сама не маленькая, не в маму. Что ему сказать? Лешу спросить?..» Он будто угадал:

— Давайте в заднюю дверь — свободнее.

— Да, да, хорошо.

Народу в фойе оставалось немного. Нектария пока нет. Она повела Лешу к Шатровскому. Генерал, окруженный офицерами, стоял в дальнем конце фойе, сильно жестикулируя, что-то говорил англичанину. Тот смотрел мимо него на кружок дам. В центре генеральша — зеленое платье, соболий палантин — красиво. С ней переводчица, Федосья Архиповна Мытнова — в розовых кружевах, плечи как сало белые — и совсем незнакомые дамы.

— Лысый в середине — Шатровский… руками машет…

— Ага. Я так и думал.

Виктория крепко сжала Лешин локоть, чтоб сказать: «Я — рядом, готова помочь». Саженях в двух от генерала Леша приостановился:

— Подождите. Лучше один подойду. Удобнее.

Виктория выпустила его руку, отступила к стене, Леша подходил к группе офицеров. На нем была точь-в-точь такая же форма, такой же английский френч, но все равно он отличался от этих — комнатных, серых — вокруг генерала. Это так видно.

Он щелкнул каблуками, вытянулся в струнку, сказал громко:

— Ваше превосходительство, разрешите побеспокоить?

Разговор вокруг стих.

— В понедельник, в десять утра. Или, — Шатровский взглянул на невысокого худого офицера, — капитан Озаровский, примите поручика, — и снова обернулся к англичанину.

— Дело безотлагательное, чрезвычайное, ваше превосходительство, — настойчиво сказал Леша. — Я прибыл из Устьреченского.

С любопытством рассматривали его офицеры и дамы, у генерала глаза стали внимательные.

— Это под Карачинском, ваше превосходительство, — тихим голосом объяснил капитан Озаровский. — Это фронт.

Слово поняли даже иностранцы, заговорили все разом:

— Боже мой! Красные банды?

— Ужасно, ужасно, ужасно!

Генерал встревоженно смотрел на Лешу, закусил губу, и аккуратная эспаньолка встала дыбом:

— Под Карачинском. Так.

— Сообщение секретное, ваше превосходительство.

— Понимаю. Капитан Озаровский!

— Можно уединиться с господином поручиком в красной гостиной, ваше превосходительство, — сказал Озаровский.

Генерал нахмурился:

— Господа, извините — я вас оставлю. Капитан Озаровский, проводите господина полковника и всю почтенную компанию в биллиардную. Следуйте за мной, поручик, — он прошагал мимо Виктории.

Леша, почти на ходу, быстро сказал:

— Вы подождете? Посидите.

— Посижу.

Генерал оглянулся:

— Супруга?

— Невеста, ваше превосходительство.

— Очень приятно. Представьте меня, поручик.

Виктория поняла, что Леша не знает ритуала представления, подала руку генералу, сказала кокетливо, почему-то подражая матери:

— Разве нужно представлять ваше превосходительство? Я вас прекрасно знаю.

Шатровский любезно жал ее руку:

— Очень рад, искренне рад, — повернулся к дамам, — Августа Петровна, окажите внимание очаровательной невесте нашего героя-фронтовика. Честь имею! — поклонился и ушел вместе с Лешей.

Никто не догадался? Хоть бы никто не догадался.

— Подойдите к нам, дитя, — властно сказала генеральша.

Несколько шагов под взглядами всех дам и офицеров надо было пройти легко, чтоб не заметили, как жмут ей туфли.

Генеральша, как оценщик, оглядывала Викторию красивыми, злыми глазами и улыбалась:

— Милые дамы, прошу любить да жаловать.

— А мы с барышней знакомые, — Федосья Архиповна Мытнова тоже улыбалась ей.

Всегда кажется, что у нее вдвое больше зубов, чем полагается. Не скажет про уроки — не заплатила ведь, слава богу.

Виктория все тем же легким топом матери заговорила с мадам Мармо, переводчицей. Французский язык почему-то облегчал ей болтовню, точно больше приспособлен для этого, чем русский. Ее расспрашивали о женихе, сна рассказывала все точно, как было условлено. Дамы ахали, мадам Мармо беспрестанно восклицала: «О, c’est très poétique! О, une histoire romantique!»[12]

Подходили офицеры. Августа Петровна сказала по-русски:

— Хорошенькая девушка привлекательнее биллиарда? Только, верьте опыту, положение безнадежное. Не жена ведь еще — невеста! — засмеялась.

И вокруг засмеялись. Виктория не поняла, но почувствовала что-то гадкое. Встретила огорченный добрый взгляд Озаровского, обрадовалась. Тут же подумала, что он белогвардеец, враг, ее и Лешин враг, и отвернулась. И вспомнила, что сама-то невеста белого поручика, и опять посмотрела на Озаровского. Бледный, лицо интеллигентное… Враг?

Из дверей буфета вышли барышни Крутилины, следом их отец, адвокат Зеленецкий, похожий на актера (в него влюбляются все юристки), а за ними… Нектарий.