С каждым днем сильнее (ЛП)

Пока мы добирались до больницы, Томми, не переставая, приговаривал: «Беби, успокойся, мы сейчас приедем. Я люблю тебя… Малышка, мы в одном шаге от больницы, успокойся». «Какое там успокойся, — думала я. — Какое, к черту, спокойствие». Прижавшись лицом к оконному стеклу, я тяжело дышала, обливаясь потом при каждой схватке и неистово желая увидеть въезд в больницу сквозь запотевшее стекло. У меня было ощущение, что все мое тело ужасно горячее, но начинается очередная схватка, и мне нужно думать о том, чтобы расслабиться и уменьшить боль. Потом я почувствовала все сразу: жар, поднимавшийся к голове, судороги в ногах и расходящиеся кости в нижней части спины. Ощущение такое, что, не спрашивая разрешения, тебя втянули в бои без правил и провели прием «дробилка» ударив поясницей о подставленное колено и выламывая ее, не говоря уже о боли в боковой области спины, как будто у тебя проблемы с почками… В этот момент во всем теле жутко неприятые ощущения… а тут еще Томми сидит рядом со мной и твердит свое «Беби, я тебя люблю»… «На чем бы мне его повесить?» — вот единственное, о чем я могла думать.

Когда мы приехали в больницу, анестезиолог предложил мне эпидуральное обезболивание, чтобы успокоить боль. Это была настоящая пытка. Я не знала, что было худшим, то ли боль от тридцатисантиметровой иглы, входящей в позвоночник, то ли схватки в полном объеме. Процесс затянулся и показался мне вечностью. В тот момент мне хотелось топать ногами и растоптать врача. Это был лысый мужчина приблизительно сорока лет, похожий на Питбуля[68]. Когда препарат начал действовать, это было чудо. От переполнявших меня чувств и благодарности, я схватила его и крепко поцеловала в лысину, говоря: «Я тебя ЛЮБЛЮ! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю!» Томми и медсестры умирали от смеха, но я говорила серьезно.

Проблема заключалась в том, что время шло, а шейка матки не раскрывалась. Когда пришел мой доктор, то, осмотрев меня, он сказал:

— Шейка едва открыта, всего на два с половиной сантиметра. Если в ближайшие часы, она не откроется, придется делать кесарево сечение.

— Нож в моем теле… не-е-ет… Доктор, ради бога, не кесарите меня, все, что угодно, только не кесарите! — твердила я с мольбой в глазах.

Доктор внимательно посмотрел на меня и сообщил, что есть один способ открыть шейку матки — сделать ручное стимулирование. Он подробно объяснил, что это похоже на выжимание сока из апельсина, и проделывается только три раза, но при этом существует риск инфицирования, и может быть летальный исход. Второй способ — это просто сделать кесарево сечение. Я закричала:

— Да выжимайте же, наконец, этот долбаный апельсин!

После тридцати двух часов обычно протекающих родов, началась борьба за то, чтобы помочь ребенку выйти. Еще час и десять минут потуг ушли на то, чтобы вышла довольно крупная головка моей славной дочурки. Так появился на свет мой головастик, мой смышленый и упрямый карапузик. Моя малышка родилась в три часа утра. За месяц до этого события я принесла доктору в консультацию список своих пожеланий. Я уладила вопрос о том, чтобы во время родов передо мной поставили зеркало, потому что мне хотелось видеть воочию рождение малышки. Еще я хотела, чтобы сразу после рождения ребенка положили мне на грудь, чтобы он чувствовал меня, а я его. Также я попросила, чтобы пуповину перерезала я сама, но доктор с жаром возразил: «Ты с ума сошла. Никогда за всю свою жизнь я не позволил этого ни одной матери». Тогда я пригрозила ему, что, если он мне не разрешит, я сменю врача, и он согласился.

Когда доктор увидел, как я лежу с ребенком на животе и плачу от огромного счастья вместе со стоящим рядом со мной мужем, он сказал: «Пришло время перерезать пуповину. Талия… ты готова сделать это?» Посмотрев на Томми, я уверенно ответила: «Да». Я взяла ножницы и сказала Томми, чтобы он положил свою руку на мою, и мы вместе перерезали пуповину. Какой же это был чудесный миг, мгновение вечности. Я только просила Бога, чтобы мы с Томми смогли с той же отвагой перерезать пуповину наших чувств и эмоций, когда наступит момент, и наша доченька захочет стать независимой, быть свободной женщиной, при этом всегда имея нашу родительскую поддержку.

Когда я увидела ее личико и эти глазки, ищущие мои глаза, ее маленькую ручонку, я поцеловала ее и расплакалась. Стоило пройти через все эти муки и боль, пережить тридцать два часа борьбы ради возможности видеть ее, быть с ней рядом. «Я люблю тебя, родная, солнышко мое, я люблю тебя» — повторяла я раз за разом. Мы все плакали и не могли сдержаться, но, думаю, что Томми плакал сильнее всех.