С каждым днем сильнее (ЛП)

— У меня больше нет сил бороться… ради бога, Томми, дай мне уйти…

— Ну что ты, детка, не говори ерунду, — очень ласково говорил он, задыхаясь от слез, — ты поправишься… Ты нужна нам с Сабриной. Вот увидишь, ты поправишься.

Томми был моей медсестрой, заботливой сиделкой, моим спутником. Он надевал на меня пижаму, приводил в порядок мои волосы. Я была чистым скелетом, но он ни разу не позволил, чтобы я увидела на его лице отражение беспокойства или какой-либо знак брезгливости. Всякий раз он говорил мне комплименты: «Ты очень красива, любимая. Тебе так идет этот цвет. Ты выглядишь просто потрясающе, ты окрепнешь». Он сажал меня в машину и вез на прогулку любоваться вечерними сумерками. Ни разу, никогда он не позволил мне пасть духом.

Интоксикация от антибиотиков была основной проблемой, но и не принимать их было нельзя. Это было ужасно! Я была мокрой как мышь; пижама и простыни были насквозь сырыми от пота, влажным был даже матрас. У меня болело все тело, даже волосы, которые начали выпадать. Временами я чувствовала, что голова просто лопается от боли; она была такой тяжелой, словно внутри нее был свинец. Жутко болели глаза, а порой мне казалось, что в глубине головы затонули металлические шарики. И все это наваливалось разом бессонными ночами, не позволяя отдохнуть. Биение сердца отзывалось режущей болью в каждом из суставов, словно в них вонзали ножи и теперь отрывали от тела. Эта боль была ужасающе жуткой. Кожа стала гиперчувствительной. Были моменты, когда я не могла терпеть даже прикосновение простыней. Ощущение было таким, словно всю кожу натерли жгучим перцем чили или просто заживо сдирали ее… А мышцы… Впрочем, какие мышцы? У меня не было мышц. Я превратилась в сорокадевятикилограммовый скелетик. Я чувствовала себя так, будто по жалким остаткам мышечной массы проехал дорожный каток или того хлеще — грейдер. По всему телу пробегали электрические разряды, мышцы сводило судорогой. Я не могла пошевелиться — бедра и ноги казались единой стальной балкой, которую я не могла сдвинуть с места. Ладони были постоянно открыты, поскольку у меня не было сил сжать пальцы рук. Я ничего не могла удержать в руках. Всякий раз как я хотела куда-нибудь пойти, мне казалось, что я не смогу встать на ноги. Я чувствовала, как миллионы раскаленных игл пронзают ступни, будто я целыми часами шагала по вулканическим камням.

Когда болезнь Лайма прогрессировала, проявился еще один симптом — я начала терять память. Как-то меня пришла проведать моя сестренка Тити. Помнится мне, пока она разговаривала со мной, стараясь подбодрить, я смотрела на нее и говорила про себя: «Я люблю эту женщину, я знаю, что она моя сестра, но… как ее зовут?» Дошло до того, что я даже не могла общаться, поскольку не могла построить предложения. Я потеряла способность связно мыслить, планировать. Я была подобна растению — существовала, словно и не существуя вовсе. Так, прозябала… плыла по жизни… витала где-то вне реальности.

Я принимала пять самых сильных антибиотиков почти два года. Через день мне кололи пенициллин, и на моей заднице уже не было живого места для очередного укола. Ягодицы напоминали сетки с шариками; шишки от уколов были со всех сторон, это лекарство скапливалось под кожей. Помимо этого мне давали препарат, использующийся в борьбе с малярией, и ежедневно делали уколы для укрепления имунной системы. Всеми этими лекарствами меня пичкали с единственной целью — убить бактерии, но на самом деле это были небольшие дозы яда, который, походя, убивал не только бактерии, но и меня. В общей сложности за день в меня впихивали пятьдесят таблеток, включая уколы, пилюли, пищевые добавки, витамины и лекарственные травы. Ужас.

Побеждая смерть

Бывали дни, когда я даже не имела представления о времени, и было много других дней, когда у меня не было воли, чтобы жить. В один из таких дней я лежала на боку на своей кровати, на том же самом месте, где провела уже несколько месяцев. Вдруг я почувствовала, что могу покинуть свое тело. Я тут же подумала, что это было мгновение, о котором я читала в каких-то книгах, мгновение, когда человек покидает свое тело, выходит из него, теряет с ним связь и уходит… Я почувствовала, что такой момент наступил и для меня, и сказала самой себе: «Если я поддамся происходящему, то уйду». Это было восхитительное ощущение, мне было так хорошо и уютно и совсем не больно. Я словно освобождалась от всего. Легкое тепло вызывало всеобъемлющее чувство того, что я принадлежу всему сразу, что я могу выйти за установленные жизнью пределы, все оставить и быть свободной… Это чувство было столь прекрасно и сильно, что в тот момент я решила, что уйду.