С холодильником по Ирландии: «Гиннеса» много не бывает

Приверженность этому опасному для жизни поверью даже допускала, что и простое умение плавать есть вмешательство в роковое право моря забрать твою жизнь, и (по словам Энди, Кейт и Рольфа) большая часть современных рыбаков в этих местах до сих пор не умеет плавать. Вместо того чтобы прийти в восторг от этого интригующего местного колорита, я воспринял его как неопровержимое доказательство недостойности этих людей сопровождать меня в пути через коварный пролив. Я бы предпочел моряков, которые умели плавать и не ведали суеверной ненависти к спасательному кругу. Мое путешествие было детской шалостью, во время которой, в худшем случае, можно было потерять свою честь. Терять жизнь — это для альпинистов и исследователей Антарктики, которые делают то, что делают, потому что не хотят слиться с толпой. Если бы я хотел пойти на ненужный риск во время путешествия, я бы попросил Марка Тэтчера подвезти меня сюда.

Немного отрезвленный этими откровениями, я вернулся в свой номер и стал собирать вещи. Я взял кое-что, что могло мне понадобиться, открыл дверцу холодильника, забросил эти вещи внутрь, превратив тем самым холодильник в дорожный чемодан. По пути к причалу меня остановил любопытный рыбак, который с интересом наблюдал за моим шумным перемещением.

— Это холодильник? — спросил он.

— Да.

— А цветы для кого?

— Для дочки короля Тори.

Он посмотрел на меня как на слабоумного. Невозможно было определить, что именно вызвало такое потрясение. Но бояться я не перестал.

Рори Макклафферти на своей лодке отчалил ровно в одиннадцать. Впервые более чем за четыреста лет в этой части света человек сделал что-то точно в то время, в которое собирался это сделать. Меня провожала небольшая группа поддержки — Кейт, Рольф, Энди и Джин и их трое детей, которых до сего момента, наперекор поговорке «детей должно быть видно, но не слышно», я слышал, но не видел. Холодильник и цветы были погружены озадаченными членами экипажа под одобрительные возгласы моих поклонников. Оба бесценных предмета небрежно свалили на груду шлакоблоков, и они выглядели там столь же неприкаянно, как я себя чувствовал. Мы мгновенно отдали швартовы и отчалили, одно из преимуществ системы верований рыбаков — нет никакой необходимости задерживаться, чтобы рассказывать, где спрятаны спасательные жилеты. В чрезвычайной ситуации действовало неписаное правило: «Если корабль пойдет ко дну — лучше тоните».

Путь от причала Банбега до выхода в открытое море пролегал через узкие, но исключительно красивые каналы. Солнце впервые светило изо всех сил, и Лондон казался невыразимо далеким. Я взглянул на дно лодки и увидел свой холодильник и букет цветов рядом с ним, мне было хорошо, и мне нравилось, как я сейчас жил. Я знал, что при тщательном анализе это чувство исчезнет, однако рядом не было никого, кто мог бы провести тщательный анализ, в этом отношении мне повезло, и я мог наслаждаться тем, что все великолепно и сходит мне с рук.

Первые сорок пять минут нашего путешествия ушли на прокладывание пути мимо маленьких островков, усеянных редкими заброшенными домиками. Рори сказал, что уже двадцать лет в них никто не живет и что по иронии судьбы эти поселения оставлены из-за близости к берегу. Ввиду того, что на большую землю легко попасть, островитяне гребли к берегу, чтобы вечером повеселиться, в своих примитивных весельных лодках — куррагах — и пытались возвращаться домой в абсолютно нетрезвом состоянии. У выпивших была отличная предрасположенность к падениям даже на твердой земле, а в неспокойных водах, где никто не умел плавать, с командой, у которой наверняка не было медалей за спасение на водах, это было последнее и, в некотором смысле, роковое средство от похмелья. Число жертв возросло настолько, что власти настояли на том, чтобы островитяне переселились на континент, за исключением жителей Тори, где тоже были пьяницы, но они безнаказанно валялись по местным канавам и потому выживали.

Осторожно я наступил на боковую балку и посмотрел на море с уважением, немного смутившись темным, как чернила, цветом и отказом отражать голубое небо. Возможно, оно предпочитало оттенок, более подходящий его траурному прошлому.

Вскоре на горизонте появилась крошечная точка. Это был остров Тори. Мы подплывали все ближе и ближе, а он рос и рос до тех пор, пока в конце концов не стало понятно, что он и правда очень маленький. Три мили в длину и полмили в ширину. Рори у штурвала правил к берегу, и я стоял позади, разглядывая через плечо карту острова. Там были четко отмечены «Ист-таун» и «Уэст-таун», хотя между ними, должно быть, было не больше нескольких сот ярдов. Я представил знаки на въезде в каждый из этих районов:

ИСТ-ТАУН

(объединен с Уэст-тауном)

ПОЖАЛУЙСТА, БУДЬТЕ ВНИМАТЕЛЬНЫ!

УЭСТ-ТАУН

(объединен с Ист-тауном)

ПРИВЕТСТВУЕМ ВНИМАТЕЛЬНЫХ ПЕШЕХОДОВ!