С ключом на шее

Янка смутно улыбается, натирает смычок похожей на янтарь канифолью, и запах скрипки становится сильнее.)

– Ма, ты чего? – испуганно спрашивает Полинка. – Ну сходили один раз, чего так орать-то? Тебе можно, а мне нельзя, да?

Она успела остановить дернувшуюся руку – спасибо, Господи, спасибо, Богородица и все святые угодники, на этот раз она успела, но это запоздалое движение прочь, мгновенно расширившиеся зрачки, превратившиеся в черные бездны глаза Полинки отпечатались навечно, будто тьма обернулась светом и выжгла дыры в сетчатке. Ольга успела остановить руку – но не слезы. Они покатились, проедая кровавые дорожки на щеках. Полинка смотрела на нее с ужасом, и ее подружка совсем ссутулилась и незряче уставилась в давно погасший экран телефона, черный, как вода в Коги, Господи, останови это…

Ольга потянулась обнять Полинку, и та едва уловимо отшатнулась, делая слезы еще горче, – но она же успела, она этого не сделала, она смогла; она сгребла дочь за плечи, и Полинка сдалась, расслабилась и неловко обхватила ее за талию.

– Ну чего ты, мам? Хочешь, домой пойдем?

Ольга шмыгнула, и розовый кончик носа дернулся, как у кролика. Полинка, морщась, достала из кармана пожеванный пакетик с бумажными платками.

– Нет, ты иди, – выговорила Ольга, комкая мокрую бумажку. – Идите, а то на сеанс опоздаете. Но потом – сразу домой, хорошо? Не задерживайтесь.

– Не будем, – ответила Полинка. Взгляд у нее был настороженный, но за ним уже проступало привычное равнодушие: мама чудит, кто ее поймет почему…

– И, Полина. Я хочу, чтобы ты сегодня поклялась на Библии. Я серьезно. Хочу, чтобы ты поклялась, что никогда туда не пойдешь, никогда, ясно?

Полинка хмуро пожала плечами, кивнула. Не стала препираться, как обычно, не бросилась спорить, не закатила глаза. Ольгу снова охватил стыд. Она показалась себе жалкой, как попрошайка.

– Ну, идите, – сказала она и подтолкнула дочь.

«Фуххх», – едва слышно выдала Соня и сунула телефон в карман. Два сапога пара.

– Идите уже, – повторила Ольга и, отвернувшись, зашагала прочь, злясь на сковывающую шаг юбку. Она шла быстро, но недостаточно быстро, чтобы не услышать:

– А за твоей мамой все время собаки бегают?

Ветер съел ответ Полинки, но не тихий девчачий смешок.

5

Яна подняла чашку на уровень глаз, покачала, любуясь тенью нарисованного на внутренней поверхности цветка, осторожно глотнула чаю. Прошлась по комнате, стараясь не задевать Филькины узелковые письмена, – но все-таки не увернулась, передернулась от отвращения, когда нитки сухо прошуршали по шее, оставив на коже колючий налет пыли и мелких волокон. Яна смахнула их рукой, обтерла ладонь о штанину. Невольно посмотрела на плотно закрытую дверь.

Чуть расслабилась, убедившись, что засов не задвинут. Крашеная фанера вокруг шпингалета была смята и выщерблена: похоже, его прибивали молотком, зажмурившись и страшно торопясь.

Филька перехватил ее беспокойный взгляд:

– Не бойся, мама не зайдет, – он мгновение помялся, потом выпалил со смешком: – Она боится ко мне заходить.

– Конечно. Мама. – Яна смущенно кивнула.

Мышцы все еще мелко дрожали от напряжения. Дежавю. Она снова волокла оседающего Фильку, обливаясь потом, колени подгибались под его весом, и Филька был снова – как мешок, неподвижный, неживой, почти парализованный. К счастью, на лестнице он зашевелился, начал перебирать ногами, а на площадке между этажами и вовсе отстранился, оглушительно высморкался и, пробормотав: «Извини», вытащил из-за пазухи ключ на ботиночном шнурке. Долго тыкал им замочную скважину – руки тряслись, он не мог попасть, и в конце концов Яна сама открыла дверь. Филькина мама уже стояла в коридоре, сложив руки на груди, с мобильником, зажатым в кулаке, – похоже, она уже давно слушала скрежет и шорохи, понимая, что происходит, но не пытаясь помочь.

Филька ввалился в коридор и виновато опустил голову, безвольно свесив руки, жалкий, как запертая в клетке горилла. Выглянув из-за его спины, Янка увидела, как Искра Федоровна набирает номер.

– Добрый день, Сергей Отарович, – заговорила она.

– Не надо… – простонал Филька.

– Да, он нашелся, – и после паузы: – Спасибо, ждем.

Она нажала на отбой и вперилась взглядом за Филькино плечо.

– Тебе мало? – горько спросила она. – Решила еще и так? Он до сих пор не понимает, что ты с ним сделала, он…

Филька судорожно вздохнул, и Янка вдруг почувствовала неимоверную, отупляющую усталость. Стиснув челюсти, она пролезла вперед.

– Давайте вы потом на меня поорете, – сказала она. – Дайте ему хотя бы присесть.

– Ты принимал сегодня лекарства? – спросила Искра Федоровна.

– Да, – еле слышно пробормотал Филька, протиснулся мимо Янки и, не снимая разбитых кроссовок, двинулся к своей комнате.

– Ну, я пошла, – преувеличенно бодро сказала Яна. Филька остановился, будто налетев на стену.

– Нет, – прохрипел он. – Нет…

Филька отхлебнул из толстостенной кружки с красной надписью «„Советскому Нефтянику“ – 75!». Втиснул посудину на захламленный стол, потер обрюзгшие щеки, красные, все еще мокрые глаза.

– Что за лекарства? – резко спросила Яна, и Филькины глаза немедленно съехали к носу.