Читаем С креста не сходят - с него снимают (Избранное) полностью

В скиты души своей на битву


С тем злом, что жизнь,


как пену, взбило,


Что чуть не смыло, не убило…


Я верю, мне не проиграть —


Со мной Христос и Его Мать,


И славный Иоанн Предтеча,


И теплый ветер в тихий вечер,


И сонм святых, и благодать


Того, Кто к нам сошёл страдать,


И ангел Божий за спиной!


И сам Архангел — тоже мой!


И я с Христом,


и Он — со мной!!!


И мы ещё устроим бойню


Тому, кто в злобе сам с собой…



ПУСТЫННОЕ УНЫНИЕ


О. Нилу

Уже давно себя не узнаю я —


что со мною?


И в зеркале совсем не «я»


мне рожи строит.


Уже давненько не молюсь,


а просто вою,


И в небо свечкою копчу


самим собою.


Я «на кону» чужой игры —


слепая пешка,


И что мне мир или миры —


смешная спешка.


И что мне «я», и что мне «мы» —


всё рухнет в вечность,


И что мне этой кутерьмы


любовь и нежность?


Я этой жизни проиграл


святое чудо,


Я сам себя с неё украл,


как грех Иуда.


Я сам себя не опознал


на очных ставках


Судьбы, что вывела меня,


как бородавку.


Теперь живу у суеты


на побегушках


И жду подачек от судьбы


убогим с кружкой.


Я проморгал тот миг, когда


прошло смирение,


И мне «накапало» туда


грехов да лени…


Переписать бы жизнь свою,


как роль чужую,


И я на исповедь стою,


собой торгуя.


Я продаюсь Тому, Кто свят,


Кто знает цену!


Я верю, Он меня возьмет


и за безценок.


Я знаю, Он — сама Любовь!


Он не отступит!


Он выкупит меня за Кровь.


Он не осудит!


Он даст мне новое жилье


и жизнь иную,


И там подаст Его рука


Любовь Святую!



«К БОЮ!»


Вскипая свистом, стынет утро,


На сердце капая слезой,


И этой жизни грустно-мутной


Когда-нибудь придет отбой.


Само собой, на самом деле,


Куда спешить, когда не начато?


Кипело б в венах на пределе


И душу полоскало прачкою.


И я шепчу, как шут гороховый,


Молитвы в уши топора;


А жизнь сгорает черным порохом,


А день дымит с пяти утра.


Моей любовнице костлявой


На Страшный Суд не дали визу,


И я шепчу, шепчу упрямо,


Что так люблю и ненавижу.


Ещё не прожито, не понято,


Ещё не видано, не ласкано,


Не досыта еще, не внятно


Душе, что спит в моем подряснике.


На остановках покаяния,


За полустанками обид,


Ищу Христа, в себе блуждая,


Махая обухом молитв.


Я битый. —


Нас не испугать.


Уже пробило полночь —


к бою!


И я опять с самим собою


заучиваю благодать…



ПРОШЛОМУ


Детство мое светлое,


Юность моя пьяная,


Где вы, годы рьяные? —


Отрыдали ветлами.


Где вы, ночи тёплые,


Где вы, очи первые? —


Натянулись нервами,


Берёзками несмелыми.


Где ты, моя Родина,


Черная смородина,


Русь моя безкрайняя? —


За морями дальними.


Где вы, мои белые,


Други мои смелые? —


Ягодами спелыми


Улетели в небо.


Где вы, мои первые,


Стихи мои нервные? —


Отрыдали вербою,


А эти теперь — с верою!


Где ты, моя слава,


Пьяная орава? —


Полегла дубравой


Горькая отрава.


Где ты, моя песня?..


Улеглись на сердце


Серебристым месяцем,


Светлою вестью,


Годы мои дошлые,


Годы мои пошлые


Ускакали в прошлое


Бешеною лошадью!



О КРЕСТЕ И ТОПОРЕ


Часы отсчитывают время — стучат по темени,


И сердце вторит безпощадно: «Гад ты, где ты…»


Уйду в Россию ночью синей, уйду юродивым,


Уйду в берёзовую синь, кустом смородины.


Уйду, — и Бог меня прости за эту дерзость,


Уйду юродивым босым в Россию снежную,


Пройдусь по ней, как пьяный бриг в морях


безкрайних,


Разбудит звон моих вериг её, кандальную.


А может, просто упаду снопом пшеничным


На паперти её судьбы, её молитвы.


А может, просто украду, как светлый ангел,


Её последнюю беду, что ветлы плакали.


Уйду юродивым в народ, уйду юродивым.


Он все поймет, он — мой народ, он сам


юродивый!


Мы вместе будем выть на пни и стыть


под вербами,


И у святой родни просить оставить веру нам.


И будем гнуть, как дурачки, чужим


начальникам,


А ночью топоры точить с душой печальною.


И будем плакать под Крестом за землю


Русскую,


И будем топоры точить с душою грустною.


Уйду юродивым бродить в Россию-матушку,


На папертях её чудить и хлопать в ладушки,


А ночью топоры точить и петь прощальную:


«Эх, жисть, ты жисть,


эх, Русь, ты Русь моя,


кан-даль-ная…»



РУСЬ ПРИЗЫВАЮТ К ТОПОРУ


Русь призывают к топору,


А я зову её на плаху,


А я зову её к распятию.


А я люблю её, распятую,


И только русскому понятную –


Россию, Родину мою.


Русь призывают к топору,


А я зову её к Христу,


А я зову её покаяться


И перестать на крови маяться


Рубахой красной на ветру.


Русь призывают к топору,


А я зову её к молчанию,


Искать Христа за покаянием


И не испытывать судьбу.


Россию тащат к топору,


А я зову её смириться


И дать в своей крови умыться


Тем, кто нам кликает беду.


Русь призывают к топору,


А я зову её на веру.


Ведь вся история в примерах:


Кто разгонял в России мглу?


Кто унимал врагов без битвы,


Кто принимал её молитвы,


Кто прославлял её сынов,


Кто унижал её врагов,


Кому давали честь и славу,


Кому слагали гимны славные?..


Кто Сам на Крест за нас взошёл,


Кто нас родил, Кто нас обрёл,


Кто наша честь, Кто наша слава,


Кто наша правда и держава,


Кто крест России и венец!


Кто нам Творец!!


Кто нам Отец!!!


Русь призывают к топору,


А я зову её… к Отцу!



ПЛАЧ КРОВИ


Меня ушибло, раннего,


Тогда еще, в четырнадцать,


Любовь моя безкрайняя


Малиновыми кистями.


Черемуховым утром


Окном моим сиреневым


Судьбу мою пометила


Души моей натурщица.


Меня убило, дальнего,


Тогда еще, в двенадцатом,


Стрелой слепой татарина


Мне в печень угораздило.


Меня свалило запросто,


Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Поэты 1880–1890-х годов
Поэты 1880–1890-х годов

Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.

Александр Митрофанович Федоров , Аполлон Аполлонович Коринфский , Даниил Максимович Ратгауз , Дмитрий Николаевич Цертелев , Поликсена Соловьева

Поэзия / Стихи и поэзия