Читаем С креста не сходят - с него снимают (Избранное) полностью

А в плену выбирают смерть,


а не плеть.


Если выбрал ты плеть —


страх


Будет мукой в тебе всю жизнь


тлеть.


На войне выбирают не крик —


боль,


Потому что на крик будет бить


враг;


А в плену выбирают не крик —


кровь,


Потому что крику будет рад


враг.


На войне выбирают не вой —


бой,


Чтоб сломать в бою врагу


рог;


А в плену выбирают не плач —


смех —


И тогда с тобою


Сам Бог.


На войне выбирают не жён —


нож,


Чтобы резать врага, и на грудь —


крест;


А в плену выбирают не нож —


стон,


Потому что плен и есть —


крест.


Выбирает трус — жизнь,


Выбирает герой — смерть,


Только трусу будет и жизнь —


в смерть,


А герою и смерть —


в жизнь.


— Если б выжил ты вдруг,


брат,


Знаю, стал бы ты монах —


рад.


Этой жизни круг не наш


ад,


Наша жизнь на небесах —


сад.



ГЕРОЯМ ЧЕЧЕНСКОЙ ВОЙНЫ


Четыре русские души взметнулись ввысь.


Смерть промахнулась, взвыв голодной рысью:


«Вон, тварь, ты не у дел сегодня, брысь!


Четыре русские души взметнулись ввысь»…


Смыкал закат потухший полог прошлой жизни,


Кружили ангелы, и пели небеса.


Рука к руке,


сердца в сердца,


глаза в глаза —


Четыре русские души менялись жизнью.


Убито время, в прах повержен страх.


Туда, туда, где только Бог и вечность,


Четыре русские души ушли навечно.


Смерть промахнулась, — ей там полный крах.


Война, Чечня, беда, —


апо-ста-сия!


Суровый плен, мирская суета…


Всё выше, выше воины России —


Туда, где Бог встречает навсегда.


Туда, где время нет и расстояния,


Туда, где горя нет — одна Любовь,


Где всех нас ждут Отцовские объятья


Того, Кто пролил на Кресте святую Кровь.


Ушли, но нам остались их сияния —


По-русски жить, по-русски умирать,


Нести свой крест до смертного дыханья,


Так, чтоб любила нас до слёз


Россия-мать.



Декабрь 2008

БОМЖАМ РОССИИ


Мне больно, Господи, мне больно,


Мне стыдно за свой срам и бред.


Душа моя, ты — колокольня


Чужих страстей, молитв и бед.


Россия, синяя бомжами,


Ты от мороза руки прячешь,


А в рукавах твоих — ножи,


А на плечах твоих — бомжи


Нахохлились братвой голодною


На этой жизни цепь колодную.


Ах, эти русские бомжи,


Души моей шальной стрижи —


Я, осмелея, их согрею,


Я от любви к ним захмелею,


Но с теплотрасс моей души


Опять уйдут весной бомжи.


Уйдут на волю, как герои,


Навстречу ветрам и дождям.


Мне их судьба — на раны солью,


Мне их мольба — как кровь из ран.


Грачи накаркают тепло,


А сколько их уж замело


В подвалы ада — синь России,


Их стон в ушах: «Не сгинь, Россия»…


Их крик зарезал стыд в ночи…


Бомжи — души моей врачи!


На них упала, как нирвана,


Сухая пыль Афганистана,


Они удушены попойками


В помойках разных перестроек.


Они зарезаны, задушены,


Их убивают равнодушием.


Ах, эти русские бомжи, —


Души моей колосья ржи.


Когда набухнет ночь молитвою


И сердце задохнётся жалостью,


Я их пожну святою радостью


С души моей, молитвы бритвою.


Я их, уставших, огорошенных,


С душою, пеплом припорошенной,


С слезою, водкой привороженной,


Возьму своей душе на плечи.


И пусть рыдают в церкви свечи


За тех, кто был, за тех, кто будет;


За тех, кто свят, за тех, кто блудит;


За неба синего окошко,


За хлеба маленькую крошку,


За этих милых мне людей, —


За отмороженных бомжей,


За их глаза, что стынут льдинками


В трущобах городских малиновых.


И мне не отмолить вины…


Вся боль России — на их спины,


Бомжи России — стыд России,


Бомжи России — лик России.


Такие разные — несчастные,


Такие грязные — прекрасные.


Куда там Рим, Париж, Венеция,


Когда бомжи рыдают в терцию.


Умолкни, римская капелла, —


Здесь Стеньки Разина пределы.


Молчи, смешная Византия, —


Здесь пугачёвская стихия.


Здесь плач России о России,


Здесь боль судьбы, насквозь


простуженной,


Здесь зов любви и крики ужаса.


Рождение… Апостасия…


Бомжи России,


сыны России,


сама Россия!



ПОКАЯНИЕ


Всех голодных и униженных,


Всех слетевших с гнёзд насиженных,


Всех живущих «на ура»,


С топорами до утра…


Всех, кто в горе бродит ягодой,


Всех, кто боли лечит брагою,


Всех упавших в жизни тину,


Всех попавших в паутину,


Всех зареванных, замотанных,


Всех заплеванных заботами,


Всех загаженных деньгой,


Всех ревущих над собой,


Всех пропащих, нищих, сирых,


Всех, кто встал на край могилы,


Всех, кто в грех корнями врос, —


Всех с любовью ждёт Христос.


Всем, кто жил, себя теряя,


Бог оставил ПОКАЯНИЕ.


Всех, кто жив, и всех, кто жил,


На Кресте Господь простил!


Наших тюрем дверь свидания


Открывает ПО-КА-Я-НИЕ.


Все уходим на погосты,


Наши кости — только гости.


Этой жизни «дорогой» — отбой!


Мы уходим «на покой» — домой!


Мы же куплены такой ценой —


Кровью Бога на кресте — Святой!


В небо ключик золотой — простой:


Не дорогою большой — тропой,


Не князья туда ведут и не звания,


Не друзья туда введут — ПОКАЯНИЕ.


Всех, кто продал свою жизнь греху,


Всех, кто стынет на земном ветру,


Всех, кто стонет под чужим ярмом,


Всех — святых, и тех, кто пал в содом, —


Всех спасает только ПОКАЯНИЕ,


Нет другого в небе ожидания.


ПОКАЯНИЯ Он ждет, ПОКАЯНИЯ!


От «сейчас» до смертного дыхания —


ПОКАЯНИЯ,


ПОКАЯНИЯ,


ПОКА-Я-НИ-Я!


Пока ты — не ты,


пока мы — не мы,


Отметем грехи,


заметем следы


ПОКАЯНИЕМ!



ПОХВАЛА БОГОРОДИЦЕ 


1



Весь день вопит душа моя:


«Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя…»


Всю ночь молчит душа моя:


«Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя».


Всю жизнь ревёт душа моя:


«Иисусе Христе, Богородицею помилуй мя».


Перейти на страницу:

Похожие книги

Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза
Поэты 1880–1890-х годов
Поэты 1880–1890-х годов

Настоящий сборник объединяет ряд малоизученных поэтических имен конца XIX века. В их числе: А. Голенищев-Кутузов, С. Андреевский, Д. Цертелев, К. Льдов, М. Лохвицкая, Н. Минский, Д. Шестаков, А. Коринфский, П. Бутурлин, А. Будищев и др. Их произведения не собирались воедино и не входили в отдельные книги Большой серии. Между тем без творчества этих писателей невозможно представить один из наиболее сложных периодов в истории русской поэзии.Вступительная статья к сборнику и биографические справки, предпосланные подборкам произведений каждого поэта, дают широкое представление о литературных течениях последней трети XIX века и о разнообразных литературных судьбах русских поэтов того времени.

Александр Митрофанович Федоров , Аполлон Аполлонович Коринфский , Даниил Максимович Ратгауз , Дмитрий Николаевич Цертелев , Поликсена Соловьева

Поэзия / Стихи и поэзия