С куклами к экватору

И вот после стольких лет мы встретились снова. Оба мы стали старше и тяжелее, но это имело для нас разное значение. У него за спиной было больше лет, чем у меня. Для писателей внешность, к счастью, не имеет значения. Повествуя о чем-нибудь, они не должны представать перед глазами людей. Старея, они могут все-таки говорить о молодости, могут рассказывать даже после своей смерти.

Удаи Шанкар танцовщик. Вернее, был танцовщиком. Его волосы поредели, на лбу образовались залысины, и лишь в нашей памяти он потрясает шевелюрой. А глаза… От волнения они подернулись влагой, когда я сказал, что мы постоянно вспоминаем о его первом приезде в Прагу. Он жадно слушал, засыпал меня вопросами и нервно потирал рукой покрасневший нос, тоже уже не такой, как раньше. Быстро обернувшись, он позвал жену:

— Послушай, этот господин помнит решительно все. Вообрази, он даже Симкию помнит и моего брата Рави знает, слышал его игру на ситаре… Я тебе много раз говорил, что такой публики, как в Праге…

Тут у него дрогнул голос…

СМЕРТЬ В БЕНАРЕСЕ [7]

Наше путешествие продолжается. Рано утром мы сели в самолет на калькуттском аэродроме, который называется Дум-Дум. Да, вы угадали, здесь был военный завод, на котором англичане производили эти злодейские пули.

Мы снова поднялись над панорамой с вифлеемскими селениями, увидели четырехугольники водоемов, кубики домов, пучки пальм. Но тщетно искали горы справа. На коленях у нас лежал проспект с призывом: «В отпуск на Гималаи!», на картинках была изображена изумрудная зелень лугов, а над ними цепь белых и розовых вершин со звучными названиями: Канченджанга, Эверест, Гауризанкар, Аннапурна… В ясную погоду мы могли бы увидеть их из окна самолета, но на этот раз они были скрыты туманом.

Первая пересадка была у нас в Патане. Калькуттский самолет направляется на север, в Катманду. Подумайте, оставался всего час пути до Непала, страны, откуда наши мечты и альпинисты подымаются на высочайшие горы мира. Но и Катманду скрыт сегодня от нас туманом случайностей. Мы должны лететь в другом направлении. Самолет удаляется от нас в сторону Гималаев, и мы смотрим ему вслед без слез.

Наш самолет летит к Бенаресу, а это город такой же сказочный и давно желанный. К тому же он находится на пути к Праге, и это является решающим.

Мы движемся по направлению к цели, неудержимо приближаемся к дому, рассказ убыстряется, и это не всегда справедливо. Разве Калькутта менее интересна, чем Бомбей? Вовсе нет. А между тем мы посвятили Бомбею двенадцать длинных глав, а от Калькутты отделались неполными двумя. И для Бенареса нам, по-видимому, останется еще меньше места. Итак, в Бенарес!

Постараемся позабыть затхлые боевики из отцовских оперетт, в которых название этого города покачивалось вместе с тюрбанами магарадж и животами баядерок. Позабудем и рассказы о подлинном сердце Индии, находящемся именно здесь, о непостижимой таинственности ее религии и о мистериях расы, которые все еще пережевывают западные фильмы и авторы путевых заметок. И без них в этой спешке трудно будет стряхнуть вместе с пылью чужие взгляды и посмотреть на Бенарес собственными глазами. С чего же начать?

Ни одного магараджи мы здесь не увидели, только их дворцы высились над священной рекой, как фантастические утесы. Вид у них был запущенный. Во времена, когда принцы ездили лечиться сюда, а не на обычные курорты вроде чехословацких Пьештян, их башни и балконы выглядели, вероятно, респектабельнее.

Увидели мы и священный Ганг. Священный он именно здесь, потому что у Бенареса образует излучину в виде полумесяца, а полумесяц — знак бога Шивы. Так говорят одни. А другие объясняют, что воды реки здесь действительно целебны, и это было разумным основанием для создания места паломничества.

Раньше иностранцы удивлялись: неужели Ганг целебен? Его воду пьют, а между тем в ней купаются толпы паломников, людей, страдающих всевозможными болезнями, собирающихся сюда со всех концов страны, где свирепствует множество эпидемий. В воду бросают также остатки костров, на которых сжигали покойников, бросают и целые трупы людей, священных обезьян и коров.

— Из этой воды можно было бы штамповать пуговицы, — прошептал наш Ирка.

Но вообще люди теперь удивляются меньше, чем раньше. Они слышали кое-что об антибиотиках, о целебной плесени и других, творящих чудеса гадостях. При взгляде на священный Ганг у них все еще мороз пробегает по коже, но они уже более снисходительны.

— Очевидно, для индийцев эта вода не так уж вредна, — взвесив все. за и против, подвел итог местный чех. — Иначе этот народ за последние три тысячелетия наверняка бы вымер.