С любовью, Босс

– Исключено. – Злюсь я. – Мне не о чем разговаривать с ним.

Опускаюсь в кресло, отворачиваюсь к окну.

– Ты умный мальчик, Карл. – Печально произносит она. – И знаешь, что брат любит тебя.

– Да. Разумеется. Я тоже его люблю – именно поэтому мы едва не разодрались.

Я стискиваю челюсти.

– И ты знаешь, как не справедлива жизнь, Карл. Как она скоротечна. – В ее голосе слышится отчаяние. – Не стоит тратить ее драгоценные мгновенья на пустые ссоры.

– Чего ты хочешь, мама?

– Я… – Мать запинается, а затем продолжает. – Я не стану заставлять тебя звонить ему. Просто приезжай. Приезжай на нашу годовщину, Карл. И на его свадьбу. Вам ведь нечего делить, сынок.

Я закрываю глаза, вспоминая последний разговор с братом. Мое дыхание учащается, кулаки сжимаются.

– Я подумаю.

– Конечно. – Она благодарно принимает мое решение. – Спасибо. Спасибо, дорогой. Уверена, ты примешь верное решение. И ты знаешь, как все мы любим тебя, и как хотим быть рядом – особенно сейчас.

– Да. – Я делаю вдох и выдох. – Да, мама. Все, мне пора.

Сбрасываю вызов и дрожащей рукой убираю трубку обратно на рычаг.

Смесь бессильной злобы и липкого страха смешиваются внутри меня в дикий коктейль, грозящийся вскипятить кровь. Я ударяю кулаком по столу и, зажмурив глаза, пытаюсь перевести дыхание.

Самое трудное в моем положении – это желание вести нормальную жизнь. Вопреки смерти. Вопреки пониманию того, что никакой нормальной жизни у меня не может быть. Только видимость. Короткая, как рекламный ролик. Фальшиво яркая. Такая, чтобы ненадолго можно было об этой самой смерти забыть, или сделать вид, что я совсем не думаю о ней.

Я выпрямляюсь, и на глаза мне попадается лист бумаги, свернутый вдвое. Он лежит прямо передо мной – на рабочем столе, придавленный вычурным пресс-папье в виде медведя.

Что это?

Не помню, чтобы оставлял здесь что-то вчера.

Разворачиваю.

Похоже на какое-то послание. Записку. Я поднимаю взгляд на приемную за стеклом, и Хмельницкая спешит отвернуться. Возвращаюсь к изучению письма. Текст рукописный, он на русском, и оттого труднее разобрать буквы. Что же тут написано? «БЕ..БЫ….»

– Хмельницкая, зайдите ко мне. – Требую я, вызывая ее через переговорное устройство.

Через пару секунд девушка уже стоит передо мной, сцепив руки в замок.

– Что это? – Хмурюсь я.

– Это? – Она косится на бумажку в моей руке. – А что это? Что?

– Это я вас спрашиваю. – Отвечаю строго.

– Похоже на… – Диана вытягивает шею, пытаясь рассмотреть, – записку.

– Это вы ее принесли?

– Я? Да, то есть, нет. То есть… – Она нервно дергает плечами. – Не представляю, как она здесь оказалась.

Ее зрачки расширены, грудь высоко вздымается на вдохе и выдохе. Диана кусает губы и кажется взволнованной.

– Прочтите. – Приказываю я, передавая ей листок.

– Да, конечно. – Кивает она. Берет записку, опускает взгляд, и ее лицо вытягивается. – О…

– Читайте, читайте. – Требую я.

Диана опускается в кресло напротив меня. Облизнув губы, она принимается читать.

– БЕС… БЕСЧУВСТВЕННЫЙ МУЖЛАН. – Заикаясь, произносит по-русски.

И поднимает на меня озадаченный взгляд.

– Что это? – Морщусь я. – Что есть «бесчут..». – Трясу головой. – Что есть «мужлан»? Это…

– Это значит… мужественный. – Вдохновенно говорит Диана. – Сильный. И никого не боится. Да.

– Муж-лан? – Уточняю я.

– Да. – Уверенно кивает помощница. – Брутальный. – Поясняет мне по-английски.

– Читайте дальше.

– ТОЛСТОКОЖИЙ ЧУРБАН… – Произносит она с придыханием и бросает на меня удивленный, почти испуганный взгляд. – ЧЕРСТВЫЙ СУХАРЬ…

– Чур-бан? – Я задумчиво свожу брови на переносице. – Сухарь? Это что?

Диана сглатывает прежде, чем ответить.

– Обычно так говорят, когда хотят сделать комплимент… – она снова облизывает губы. – Когда хотят сказать, что мужчина… неуязвимый, крепкий!

– Как засохший хлеб?

– У нас так и говорят. – Активно кивает Хмельницкая. – Это старые слова, так говорили еще наши предки. – Заверяет она.

– Интересно. – Хмыкаю я. – А дальше?

– ДУМАЕШЬ, ТЫ ВАЖНЫЙ ПЕНЬ… А НА ДЕЛЕ ИЗВЕРГ. И ВЫПЕНДРЕЖНИК… – Ошеломленно читает Диана. – Тут еще восклицательные знаки…

– Выпин… выпин… что? – Я едва не ломаю язык, пытаясь повторить за ней.

– О, это… тут говорится о вашей… солидности. – Почесав затылок, поясняет она на английском. – Что вы такой… такой… мощный… как скала!

– А «пень» разве это не…

– Это как гора. – Хрипло говорит Диана. – Больша-а-ая гора.

– А «ис-верк»?

– Это профессионал своего дела. Видите? Тут написано: «На деле». Деловой, значит.

– Я думал, что… – С сомнением произношу я.

– Если надумаете остаться у нас надолго, вам понадобятся курсы углубленного русского. – Неловко улыбается девушка. – А еще вы давно не практиковались, в этом все дело.

– Так, а… тут что? – Я наклоняюсь и через стол указываю на последнее предложение.

Хмельницкая краснеет до состояния спелого помидора.

– Тут… э…

– Ну, читайте же! – Тороплю я.

– ОТШЛЕПАТЬ БЫ ВАС… – неохотно произносит она. – Думаю, это значит, что…

– Кажется, я догадываюсь. – Говорю я.

– Похоже, у вас появилась поклонница, господин Линдер. – С улыбкой заявляет Хмельницкая. – Цветы для сотрудниц журнала сработали. И даже слишком.