С любовью, Луков (ЛП)

— Нет, — прошептал он.

А потом заиграла музыка.

Ивану просто повезло, что я могла исполнить нашу короткую программу с закрытыми глазами. Потому что если бы мы вместе не повторили ее тысячу с половиной раз, а потом я одна — еще пятьсот, то наверняка бы все испортила.

К счастью, как только зазвучала музыка, мой партнёр сразу стал предельно сосредоточенным, подмигнув и улыбнувшись мне лишь раз за две минуты и сорок секунд нашего проката.

Каким-то чудом мне удалось сосредоточиться на наших движениях, а не на словах Ивана, которые оказались как гром среди ясного неба... по крайней мере, до тех пор, пока мы не достигли финишных па, и музыка не закончилась.

И тут я вспомнила.

Вспомнила его «я люблю тебя», и это снова вывело меня из себя.

Потому. Что. Какого. Хрена?

— Тебе нужно было сказать мне это прямо перед стартом? — прошипела я, задыхаясь.

Грудная клетка Ивана вздымалась и опадала, когда он выдохнул в ответ:

— Ага.

Ага.

Просто «ага».

— Ты…

Прежде чем я смогла остановить его — прежде чем поняла, что, черт возьми, он делает, пока мы оба стояли на льду, задыхаясь и будучи под воздействием адреналина и еще чего-то, что, как мне казалось, называлось любовью, Иван улыбнулся мне своей милой улыбкой.

А затем наклонился вперед, быстро, как молния, и чмокнул меня прямо в нос.

Иван Луков поцеловал меня в нос на глазах у публики.

И тот факт, что кто-то из зрителей выдохнул тихое «Ух ты», которое при других обстоятельствах заставило бы меня съежиться, сейчас никоем образом не задело.

Я не обратила внимания на восклицание, потому что была слишком сосредоточена на поцелуе. Не говоря уже о телевидении. И не вспоминая о трех минутах после слов Ивана о том, что он любит меня.

— Да что с тобой не так? — прошипела я за секунду до того, как выйти из нашей финальной позиции, чтобы поклониться.

Иван не позволил моему тону отвлечь себя, и улыбнулся мальчишеской улыбкой, когда занял место рядом со мной.

— Ты.

— Засранец, — прошептала я, пока кланялась. Никогда особо не жаловала реверансы. Они казались мне слишком фальшивыми.

— Неудачница, — ответил парень, когда мы повернулись для поклона в другую сторону.

— Зачем ты это сделал? — спросила я, еле выговорив фразу, когда мы повернулись лицом к следующей стороне арены, чтобы поблагодарить публику.

Иван скользнул рукой в мою ладонь, соединяя наши пальцы, пока мы продолжали кланяться в направлении зрителей.

— Потому что мне так захотелось, Пончик, — парень сжал мою руку, когда мы выпрямились и помахали людям, бросавшим на лед мягкие игрушки и цветы. Я никогда не видела столько подарков раньше. Никогда. — Улыбнись. Мы сделали это, — продолжил он, все еще тяжело вздыхая.

Я улыбнулась, но не потому, что меня просил об этом Иван, а потому, что мне самой этого хотелось.

— Перестань смотреть на меня так, будто хочешь убить. Позже мы все обсудим. Не будь такой робкой, — пробормотал Луков, потянув меня за руку, когда мы снова выпрямились. — Мы оба знаем, что ты тоже любишь меня.

Я хотела ответить «нет». Серьёзно. В основном потому, что меня раздражало его самодовольство.

Но мы оба знали, что это ложь.

Возможно, я никогда не говорила этих слов вслух, но Иван знал. Так же, как знал о моей неспособности к обучению, но никогда ничего не говорил. Или о том, что шоколад — моя слабость, и подкармливал меня им, когда я больше всего в нем нуждалась.

Теперь настала моя очередь тянуть своего партнера за руку. И я попыталась увести его со льда, продолжая сердито шептать:

— Не будь таким напыщенным.

— Слишком поздно, — прошептал Иван.

***

Руби: ЖАСМИН, ТЫ БЫЛА ПОТРЯСАЮЩЕЙ!

Руби: Омг! Омг! Омг!

Руби: Ты выглядела как королева.

Руби: Словно у тебя были крылья!

Руби: Ты каталась совершенно по-другому.

Руби: ОМГ.

Руби: Я рыдала.

Руби: Мне бы тоже хотелось быть там.

Руби: Поеду на национальный чемпионат. Аарон останется с детьми. Эти соревнования я уж точно не пропущу.

Только что побывав в душе, но продолжая пребывать в приподнятом настроении даже четыре часа спустя, я сидела на кровати, просматривая послания сестры. И не могла сдержать улыбку. Нажав на значок вызова, я откинулась назад и улеглась поудобнее, слушая гудки.

После третьего гудка сестра ответила.

— ЖАСМИН! ТЫ БЫЛА САМОЙ ЛУЧШЕЙ ИЗ ВСЕХ!

— Спасибо, Руби, — произнесла я, чувствуя себя неловко, когда благодарила, но что еще мне оставалось ответить?

— Мы с Аароном с ума сходили! Даже Бенни смотрел с нами соревнования и спросил, не тетю ли Жасси показывают по телевизору, — продолжила она. — Я так горжусь тобой, сестра. Так горжусь. Не знаю, как ты это сделала, но я никогда не видела, чтобы ты так каталась. Даже сейчас я рыдаю, вспоминая ваш прокат.

Мне пришлось сдержать стон.

— Не плачь.

— Я так счастлива, — всхлипнула Руби. Ее голос звучал искренне, словно она находилась на грани слез.