С любовью, Рома (СИ)

Этим вечером мы с Мусей валялись на диване, когда кошка уже знакомо подскочила на лапы. Рома, как и в прошлый раз, обнаружился под окном. На улице шёл густой снег, поэтому его приход казался чем-то нереальным. С лёгкостью перемахнув через подоконник после того, как я открыла раму, он вместе с холодом ворвался в мою комнату. 

— И чего ты тут делаешь? — кутаясь в древнюю бабушкину кофту, тихо заругалась на него — бабуля ещё не спала.

— Ты пропустила моё четырнадцатилетие! — с гордостью заявил он.

— Так-то я тебя поздравила, если ты не помнишь.

— А как же подарок?  

Его наглость, как всегда, обескураживала.

— Нет у меня подарка, — развела я руками. Тайну носков я предпочитала хранить в ящике стола.

— Беда, — вздохнул Чернов. — Тогда придётся расплачиваться…

— Интересно чем.

— Как это чем?! — издевался он надо мной. — Натурой!

Пришлось отступить на шаг назад, как всегда заливаясь румянцем. У меня даже уши покраснели. 

— Ты на Стаса, что ли, насмотрелся?

— На него насмотришься, — сморщился Рома. — Ходит со своими засосами на шее, от матери шкерится. Фу-у-у.

— В засосах ходить или от матери шкериться? — на всякий случай уточнила я. 

 — С Алинкой его дело иметь. Тоже мне «тигрица» нашлась. Сто пудов это она от него так других девок отвадить пытается.

— Не впечатлила?

— Не впечатлила, — согласились со мной. — Так, ладно. Не забалтывай меня. Подарок мой где?! 

Он подбоченился, шурша своей курткой.

— А с чего ты уверен, что он есть? 

— Интуиция.

— Ага, как же. Кажется, я даже знаю, как твою интуицию зовут.

Мысленно сделала себе пометку прибить Кирилла, с которым додумалась посоветоваться о том, чего не хватает Роману Александровичу для полного счастья. К слову, Кир тогда ответил: «Совести».

В общем, «Звёздную ночь» Ван Гога таки пришлось вручать.  

Он долго стоял посреди комнаты, рассматривая носки, я же сгорала от стыда, придумывая достойное оправдание. Если суммировать всё, что Черновы потратили на нас с бабушкой и мамой, то Рому можно было обеспечить носками на полгода вперёд, при условии, что каждый день он распечатывал бы новую пару.

— Ты не обязан их носить, — попыталась сгладить неловкость. 

Ромка поднял голову и растянул губы в улыбке, неожиданно скромной, а не как обычно — наглой и победоносной.

— Иди сюда, — чуть хрипловато велел он, поймав меня за шею и притянув к себе. Я уткнулась носом в его куртку, вдыхая запах холода, свежести и чего-то с горчинкой. Нет, ну вот скажите, какой нормальный парень в четырнадцать лет будет всерьёз пользоваться парфюмом? Его подбородок коснулся моей макушки. — Я буду их носить, — заверили меня.

***

Дело шло к Новому году, когда случилось одно из важнейших событий в Роминой жизни: Александра Сергеевна таки дрогнула перед мужем и семейство Черновых воссоединилось. Рома хоть особо и не выказывал своей радости по этому поводу, но внутренне он ликовал. У него даже походка изменилась, стала более пружинистой, как если бы эмоциям внутри него становилось тесно.

Я была рада за него. За них всех. Братья будто скинули с себя лишний груз переживаний. Они постоянно ходили и улыбались, много смеялись и без конца подкалывали друг друга. Да и сама Александра Сергеевна буквально светилась от счастья.

Поэтому не было ничего удивительного в том, что в этот период мы с Ромой несколько отдалились. Черновы семимильными шагами восстанавливали семейные связи — заканчивали ремонт, готовились к переезду, встречали Новый год где-то в Тае. Я же словно опять осталась одна. Понимание того, что у Ромы есть своя жизнь, достаточно больно ударило по моему самолюбию, ведь мои мысли упорно крутились только вокруг него. Осуждать я его не осуждала, но себя одёрнула, мол, нельзя настолько растворяться в другом человеке. Стала больше общаться с Таней и Ксюшей, которые неожиданно с пониманием отнеслись к моим страданиям и не стали подкалывать меня по поводу того, что Чернов перестал «хвостом виться вокруг меня»  (прямая цитата Емельяновой). 

Съездила пару раз к маме в больницу — острое состояние было снято, и врачи наконец-то разрешили посещения. Ездила я одна, бабушке всё ещё было тяжело передвигаться на дальние расстояния, а позволить себе такси мы не могли.

Психиатрический диспансер имел совершенно особую атмосферу отчаяния. Нет, здесь никто не рыдал, не вопил и не стенал. Но казалось, что здесь даже стены, выкрашенные в бодрый розовенький цвет, поглощали всякую надежду на будущее, оставляя людей наедине с их потерянностью. Посетителей было много, нас всех заводили в просторный холл квадратной формы с лавками по периметру. Мы долго стояли в очереди, ожидая, когда же выведут наших «пациентов». И каждый посетитель стоял втянув голову в плечи, словно стесняясь своего присутствия здесь. Хотя почему «словно»? Все мы испытывали неловкость за своих родных: в нашей стране до сих пор принято говорить о психических расстройствах как о чём-то неприличном, словно болезнь одного из членов семьи тут же ложилась пятном позора на весь род.