— Ни фига! — Александра Сергеевна была непоколебима. — Всё, что касается твоей тушки, — это твой выбор. Ты сам потащил свой зад в Питер, тебя никто не гнал, вопреки всему, что бы Соня там ни говорила. А вот сейчас то, что она замуж выходит, — это да, её выбор. Поэтому… Рома, ты — бестолочь.
С шумом плюхнулся на стул.
— Да понял я, понял.
— Что?
— Что облажался… и что… придётся постараться, чтобы всё исправить.
— Слава богу!
***
Никитка беспокойно спал посреди огромной кровати, тонко реагируя на происходящее в доме. Александр Дмитриевич Чернов сидел в кресле и смотрел на сына, который то и дело морщил свой нос-кнопку во сне.
Где-то за дверью спальни слышались голоса, но Александр даже не пытался прислушиваться: нужен будет — позовут, за последние двадцать четыре часа он и так сделал немало. Усталость брала своё, вторые сутки на ногах… В двадцать лет оставаться бодрым было куда проще, чем в сорок. Но он всё равно упорно не шёл спать, дожидаясь жену.
Саня влетела в спальню разъярённой фурией, но, увидев силуэт сына в ворохе одеял, замерла… Её плечи будто бы сдулись в тот же момент. Сашка в два шага оказался возле супруги, притягивая её к своей груди. Она сразу же извернулась в его руках, утыкаясь носом в основание шеи и тихо-тихо всхлипнув.
— Это же не оно… — шёпотом, едва слышно.
Чернов на мгновение замялся. Больше всего на свете он хотел бы поклясться и убедить себя, её, Рому, весь в мир в том, что их третьему сыну ничего не грозит. Но Александр Дмитриевич, как никто другой, знал, что жизнь порой бывает той ещё с*кой. И гарантий у него, к сожалению, не было никаких. И страх, такой знакомый, вновь зашевелился где-то в груди. Но у Сашки, в отличие от жены, просто не было права на панику. Поэтому, поцеловав Саню в висок, уверенно проговорил:
— Он со всем справится. А сейчас Рома дома, и это главное.
***
Чувствовал себя конченым дураком. За последнюю неделю я пережил столько серьёзных разговоров, что впору было просто удавиться. Стас, отец, мама… Чем дальше, тем больше в этой истории я походил на инфантильного труса, который только и делал, что шёл на поводу у своих страхов. Моё семейство любило фонтанировать пафосными речами и учить уму-разуму, зачастую забывая о тех делах, что каждый их них нагородил в своё время. Однако это не мешало мне признавать их правоту.
И сейчас, оглядываясь на события трёхлетней давности, я раз за разом задумывался о том, мог ли поступить иначе? Тогда мы с Соней смогли бы сделать другой выбор? Вопросов было много, а вот ответов, как обычно, ни одного.
После разговора с мамой на меня накатил приступ удушья. Запершись в ванной и глядя на своё потрёпанное отражение в зеркале, я думал лишь о том, что окончательно всё испортил.
Почти за семь лет отношений я привык воспринимать нас с Соней как некую данность. Мы могли ругаться, ссориться, быть недовольными друг другом, но никогда ни один из нас всерьёз не допускал и мысли расстаться по-настоящему. Или же я чего-то не знал?
— Харэ жалеть себя, — потребовал у человека в зеркале. Он горько усмехнулся и показал язык. Так и умом тронуться недалеко.
Был уверен, что так и не смогу уснуть, готовясь с первыми петухами кинуться выяснять отношения со своей Романовой, но стоило голове коснуться подушки, как я провалился в сон, вышибить меня из которого смог лишь звонкий девичий смех.
— Плохи дела, — знакомый голос сквозь тьму достиг моего сознания.
Еле продрав глаза, я уставился на сестру, идентифицировать которую с первого раза не вышло — головная боль была посильнее того раза после клуба.
— Сгинь, — потребовал я у малолетней ехидны и откинулся назад на подушку.
Но у женщин этой семьи была поразительная способность добиваться своего.
— Обязательно, — заверила меня одна из близняшек. — Только фото на память сделаю.
По манере общения я все же определил, что нарушителем спокойствия была Кристинка, Викин характер заметно мягче.
— Какого… — начал я, но сестрица осталась верна своему слову и, подняв перед собой камеру телефона, таки нажала на кнопку. Яркая вспышка больно ударила по глазам, в которые словно кто-то насыпал песка. — Что б тебя!..
Сестрица довольно захихикала, рассматривая получившийся снимок.
— Ой, не могу, ты такой милый тут!
Заспанный, лохматый и злой. Куда уж милее?
— А ты знаешь, что во сне ещё и слюни пускаешь? — не унималась Крис. — Ну прям зая! Слушай, а можно я тебя в сторис запощу? Пусть все заценят, какой у меня брательник!
— У тебя ещё четыре есть, вот их и выкладывай.
— Я их и бодрствующими заснять могу, а ты только во сне хорошенький…
— Ну всё, — цыкнул на неё я и, решив забить на свои страдания и таки прибить это малолетнее чудовище, рванул с кровати.
Кристина со смехом отскочила в сторону, выставив вперёд ладони.
— Эй-эй, девочек, между прочим, бить нельзя.
— Таких, как ты, очень даже льзя!