Санкт-Петербург, как и полагалось по всем мемам, шуткам и клише, встретил нас дождём и хмурым небом. Но меня переполнял восторг. Это было моё первое путешествие, да я бы с бубном плясала под самым неистовым ливнем, лишь бы ничего не упустить!
Целую неделю мы прожили втроём. Саня старалась особо не лезть в нашу жизнь, но и мы проявляли небывалое прилежание, дабы случаем не напугать её. Временами мне казалось, что Саня и полетела-то с нами исключительно из желания убедиться, что мы с Ромой не падём жертвами столичного разврата. К слову, сам Чернов вполне спокойно отнёсся к происходившему вокруг — его, выросшего в Москве, было тяжело чем-либо удивить. Я же смотрела на всё раскрыв рот и тыкала пальцем едва ли не в каждую мемориальную табличку, коих здесь было более чем предостаточно.
Подав документы в вуз, мы целыми днями катались по Питеру, выполняя туристический минимум: Эрмитаж, Русский музей, Петропавловская крепость и… дальше по списку.
Зато стоило Александре Сергеевне отправиться домой, как мы с Ромой окончательно ударились в романтику, гуляя по крышам ночного Питера, поедая местные пышки и почти каждый вечер в обнимку залипая на разводящиеся мосты.
Это было так странно… просто жить, наслаждаясь моментом, засыпать и просыпаться в одной кровати и не ограничивать себя абсолютно ни в чём.
Мы даже спорить перестали, банально не находя повода для этого.
Наш июль пролетел на одном дыхании, словно случившись не с нами. Он словно спустился со страниц интернет-пабликов, призывающих следовать за своей мечтой. Я даже парочку раз себя ущипнула — удостовериться, что не сплю. Не спала.
Встречала каждый новый день с глупой улыбкой на губах, не понимая, что однажды всему приходит конец.
Всё изменилось в день нашего зачисления, в самом начале августа. Когда у меня вдруг зазвонил телефон, мы с Ромой как раз ехали из универа в новом для себя статусе студентов. Решение прогуляться по центру родилось как-то спонтанно, поэтому, подхватившись в последний момент, едва ли не в закрывающиеся двери, подгоняя друг друга и заливаясь беспечным смехом, мы выскочили из вагона метро на Невском. Номер абонента был незнакомый, вокруг гомонил пестрый поток людей, и я пока что не стала отвечать. Но телефон вибрировал снова и снова, раздражая меня настойчивостью звонившего.
Возле Казанского собора я приняла вызов.
— Да? — бросила в трубку, глядя на счастливого Ромку, который стоял напротив и пытался поцеловать меня в нос.
— Сонечка, — прорыдала соседка тётя Люба. — Бабушка твоя…
***
Дорога до дома запомнилась плохо. Лишь мой взгляд в пустоту иллюминатора и Ромкины пальцы, весь полёт сжимавшие мою ладонь. Да и вообще, если бы не он, решивший все вопросы, связанные с нашим спешным возвращением в родной город, я бы так и осталась реветь на съёмной квартире в Питере.
С самолёта нас встречал Александр Дмитриевич, который взял на себя заботы по организации похорон.
— Сонь, мне очень жаль, — с самым серьёзным видом сказал он, стоило нам с Ромой выйти из зала прилёта. Отец с сыном пожали друг другу руки, мне же оставалось лишь кивнуть головой. Все слова благодарности будто бы застряли где-то внутри, вместе с невыплаканной болью.
По дороге из аэропорта адвокат Чернов в своей деловой манере бегло пересказал обстоятельства случившегося, о коих я и так знала — со слов тёти Любы: бабушка возвращалась из магазина, когда ей стало плохо прямо на улице. Она упала без сознания на дороге, не дойдя до нашего подъезда какой-то десяток метров. Соседи вызвали скорую, но было поздно.
— Предварительно врачи сказали, что, скорее всего, это был тромб, — подытожил свой рассказ Александр Дмитриевич. — Официальное заключение будет готово через месяц.
— Разве это имеет какое-то значение?! — слабо ощетинилась я, злясь непонятно на кого.
Рома чуть сильнее сжал мою ладонь.
— Не имеет, — согласился он. — Но это те вопросы, которые всё равно придётся решать. И поскольку твоя мама… вряд ли сможет взять это на себя, то…
Он не договорил, но я и так всё поняла.
Не то чтобы я об этом не думала… Но скорбь по бабушке пока что заглушала все остальные проблемы, которые теперь автоматически ложились на мои плечи. Главной из которых была забота о маме.
Меня довезли до самого дома. Ромка немного потоптался возле подъезда.
— Давай я с тобой пойду, — в который раз повторил он, на что я лишь слабо мотнула головой.
— Я справлюсь.
— Да, но ты не обязана проходить через это одна.
— А я и не одна, — вымученно улыбнулась я и на пару мгновений, позволив себе слабость, прижалась к его груди. — Поблагодари папу за всё и… извинись за меня.
— Он всё понимает, — заверил Рома, бережно погладив меня по волосам. За последние несколько дней он выполнил годовую норму по прикосновениям. Я даже представить не могла, чего это ему стоило, ведь если Ромео был не расположен к чему-то такому, то он даже во сне откатывался к противоположному краю кровати. А тут…
Судорожно вздохнув, подавляя очередной всхлип, я едва уловимо коснулась его щеки губами.
— Спасибо. Я должна побыть… с мамой вдвоём.