С любовью, Старгерл

Я встала и начала танцевать. Дотанцевалась до самого карниза, откуда была четко видна серебристая гладь канала в лунном свете. Протанцевала вокруг Перри. Когда я оказалась позади него, он не обернулся, но, выпрямившись, сел. Когда мне наконец пришло в голову сесть рядом, парень не вымолвил ни слова. Только глядел на меня и кивал.

– Ну что, – спросила я, – хочешь как-нибудь пойти со мной, посмотреть, как я втыкаю новую метку?

– Возможно.

– Встретимся там? Я хожу туда по четвергам.

– Возможно.

По моим ощущениям, после этого второго «возможно» мы смотрели друг на друга много часов, но на самом деле речь, конечно, шла о минутах, а то и секундах. Время, проведенное на крыше, отследить труднее, чем время восхода. В общем, рано ли, поздно ли я надела сандалии и говорю:

– Ну ладно… Пока.

– Пока, – сказал Перри.

Я подошла к карнизу. Он снова разлегся.

– А еще я не типичная девчонка, – выпалила я, поставила ногу на ступеньку лестницы и вскоре возвратилась с небес на землю.

8 августа

В нашей округе поселился пересмешник. Он постоянно садится на телеграфный столб за нашим задним двором. Каждое утро первым делом я слышу его. Невозможно чувствовать себя несчастной, когда слушаешь пересмешника. В нем умещается столько звуков, столько песен! Кажется, он сам никогда не знает, с какой начать, и поэтому начинает со всех сразу, исполняет целую дюжину песен на целую дюжину разных голосов одновременно. Все поет и поет, без пауз, без перерыва – так энергично, даже отчаянно, словно от него зависит бодрствование всего мира.

9 августа

Сегодня, перед тем как отправиться на Календарный холм, я расспросила маму о наших соседях, о семье Кантелло и о лампочке у них над крыльцом. Она горит всякий раз, когда я ухожу ни свет ни заря по четвергам. Сначала я считала, что свет оставляют по ошибке, по рассеянности, но потом засомневалась.

– Нет, не по ошибке, – отозвалась мама и объяснила, что рассказала миссис Кантелло о моих рассветных ритуалах, так что теперь эта соседка помогает освещать мне путь на холм. Ну разве не мило?

10 августа

Я рассказала Бетти Лу о ночи на крыше у Перри.

– А как же Лео? – спросила она (о тебе ведь я давно ей все выложила).

– Лео далеко, – сказала я. – А Перри рядом.

Еще я ей сообщила о пересмешнике.

– Везет тебе, – вздохнула Бетти Лу. – Хотела бы я иметь своего пересмешника…

11 августа

Дорогой Арчи!

(Видишь, Лео, получается письмо в письме, но ничего страшного, можешь подсмотреть одним глазком – как я уже сто раз писала, от тебя у меня секретов нет.)

Я встретила парня. Его зовут Перри. Даже фамилии не знаю. Он живет на задах мастерской по ремонту велосипедов и газонокосилок (ты хоть помнишь еще, что такое газонокосилка, о, обитатель пустыни?). У него темные волосы, голубые глаза. Иногда он ночует на крыше. Кажется, живет бедно. Роется в мусорных баках. Ворует. У него были проблемы с законом. Целый год провел в одном из так называемых исправительных лагерей. Он сосет лимоны. Плюется в меня косточками от них. Много говорить не любит (хотя однажды наорал на меня). Часто бывает угрюмым, легко раздражается. Но с моей маленькой подружкой Пусей вел себя очень мило. Наверное, это лучшее, что я могу о нем сказать: кажется, Пусе он по-настоящему понравился. Он любит читать. «Через него» я открыла для себя «Ундину». Очень умный, хотя это далеко не сразу понимаешь. Временами ведет себя так, словно весь мир у его ног. Развязный, любит куражиться и хорохориться. Когда взбирается по лесенке на вышку в бассейне, то прыгает не сразу, а всегда немного постоит, как бы осматривая свои владения. Лежал на пляжном полотенце с девочкой по имени Стефани, но после того, как опять сходил искупаться, к ней не вернулся. Моя приятельница, Крутая Эльвина, в него влюбилась.

Я прямо-таки слышу, как ты спрашиваешь: «А ты – нет?»

Я не знаю, Арчи. Что-то я точно чувствую, но не знаю, как это назвать. Мы с ним наедине провели почти целую ночь на крыше (без всяких там шуров-муров). Разговаривали… ну, то есть в основном говорила я (за исключением того момента, когда он на меня раскричался). Я для него танцевала. А он отдает так мало, что, знаешь, чтобы сделать мне хорошо на душе, ему достаточно просто не закрывать глаза.

«А как же Лео?»

Ты не первый меня об этом спрашиваешь. Вынуждена признать, что сейчас я не слишком много думаю о Лео. Собственно, даже заставляю себя не думать о нем. Каждое утро, стоит мне открыть глаза, как перед ними встает огромными буквами вопрос: «А как же Лео?» Но я отворачиваюсь. Делаю вид, что ничего не слышу и не замечаю. Как ты думаешь, это потому, что боюсь ответить? Хотела бы я, чтобы Пуся могла встретиться с Лео. Она его презирает, потому что он меня «бросил».