С мандатом губкома

— К капиталистам вместо товарища Ленина поехал нарком Чичерин, — продолжал Гриня. — Конечно, товарищу Чичерину Ильич рассказал, как надо действовать, чтобы не попасться на удочку буржуям. И товарищ Чичерин не подвел Ленина. Все сделал, как он велел. Вы думаете, с чего капиталисты начали с нами разговор?

Гриня опять оглядел слушателей, поощряя их на вопрос.

— А лихоманка их ведает, — молвила Марфа.

— Вот именно. И не подумаешь, что может в буржуйской голове возникнуть. А они и говорят Чичерину: мол, начнем с вами тогда переговоры вести, когда вы нам все долги царские воротите. О-о, дают!

— Они че, спятили? — крикнул какой-то дед. — Николашка займовал, пропивал со своими генералами, а мы, стал быть, плати. Кукиш им! Вот!

Старик выстроил из своих восковых пальцев известную фигуру и сунул в сторону Грини под смех своих хуторян.

Но Гриня знал, кому предназначен этот кукиш, и воскликнул радостно:

— Верно, товарищ дед! Примерно так ответил им и нарком Чичерин. Правда, кукиша он им не казал, там это не принято, но сказал примерно так: ежли вы требуете царские долги, тогда верните нам за все, что вы натворили в интервенцию. Сколь городов, деревень пожгли, сколь детей осиротили. Заплатите нам за все.

— Верно, мать честна! — крикнул тот же дед. — Пусть платют.

— Э-э, буржуи б не были буржуями, если б так вот сразу платить нам стали. Эта братия больше думает, с кого б содрать. Да. Так вот ополчились они на нас, словно волки лютые, только свистни — разорвут. Но, как вы знаете, волки ж не только на человека нападают, могут и друг дружке в глотку вцепиться. Так и капиталисты: какой зазевался — мигом его сожрут. И вот тут нарком Чичерин вспомнил наказ вождя — расколоть фронт капиталистов. Он взял и заключил с Германией от имени Советской республики договор, в котором обе стороны отказывались от взаимных претензий. Ни вы нам не должны, ни мы вам.

— Как так? — удивился дед. — Они ж нас грабили.

— Верно, дед, — согласился Гриня, — грабили. Но грабили же не трудящиеся, а опять капиталисты ихние. А ежели они нам репарацию станут выплачивать, так тянуть ее будут с трудящихся, да еще на нас кивать рабочим-то: это, мол, не мы, это вон дерет с вас трудовая власть Советов. Вишь как? И потом нам этот договор важен был политически. Понимаешь, политически. Раз Германия заключает с нами договор, стало быть, она признает нас. И этим договором мы таким образом прорвали фронт наших врагов, товарищи.

Гриня победоносно оглядел своих слушателей, словно лично участвовал в прорыве этого фронта.

— Какие будут вопросы, товарищи? — спросил он.

— А когда мануфактуру привезут? — поинтересовалась женщина, сидевшая на лавке.

И сразу все заволновались, завздыхали, потому как давно забыли, как она и выглядит, эта мануфактура. Пооборвались, пообносились.

Конечно, что мог ответить на это Кашин? Ему бы легче было рассказать о мировой революции, которая не сегодня-завтра должна грянуть, но вот мануфактура... Впрочем, не таков был Гриня, чтоб отступать.

— С мануфактурой, товарищи, трудно, очень трудно пока. Тяжело Республике Советов. Шестнадцать губерний, товарищи, голодают. Страна изо всех сил напрягается, чтоб помочь нам. Вот весной — семенами, теперь — товарами... Есть уже первая ласточка. Не далее как два дня назад, обоз с товарами был направлен в Калмыково. Потерпите, дойдет и ваш черед.

Сообщение об обозе вызвало радостное оживление среди женщин.

— А по скольку давать будут?

— Как будут: на деньги али за хлеб?

— По какой цене?

Откуда Грине было знать все это? Но он отвечал весомо и авторитетно, сам веря в сказанное:

— Будем раздавать по справедливости, товарищи. Советская власть никогда не обидит бедного человека, за то воевали и воюем.

В это время с улицы к воротам подбежал резвый конь, запряженный в легкий ходок с коробушкой. В плетеном коробке сидел молодой парень в солдатской папахе.

— Тпр-р-р, — натянул он вожжи.

Гриня не знал, кто это и к добру ли явился. Но публика не проявила особого беспокойства, и у Кашина вдруг родилась смутная догадка. Он взглянул вопросительно на Марфу. И она поняла этот немой вопрос, улыбнулась довольная, кивнула утвердительно: «Вам, вам это».

Убедившись, что конь предназначен им, Гриня так обрадовался, что закончил свое выступление пламенным призывом:

— Да здравствует мировая революция, товарищи! — И первым захлопал в ладоши, увлекая и своих слушателей.

14. Счастливчик Крюков

Наконец позади за увалом скрылся гостеприимный хутор Прорва. Конь, пофыркивая, резво бежал вперед. Смазанный, ухоженный ходок погромыхивал; парень-возница, заломив едва не на затылок папаху, мурлыкал под нос песню.