С мешком за смертью

У него в руках был такой же черный лоскут. Он надел его резиновые петли на уши, а концы тесемок завязал на затылке; сквозь прорезы маски весело улыбались его синие глаза.

— Хорош?

Стасик снял маску, сунул ее в карман и помог Марку примерить его маску; пришлось отдавать Христе перешивать тесемки.

— Уши у тебя не на том месте выросли, — посмеялся над Марком Зухер. — Спрячь маску в карман.

Затем Стасик рассказал Марку в коротких словах план. Двое огольцев из работающих в гараже взялись подковать заказанный Серым Волком автомобиль: они забьют в покрышки резиновых колесных шин по нескольку кованных конически гвоздей так, чтобы остриями своими гвозди прикасались к внутренней кольцевой камере шины, куда накачивают воздух. Шляпки гвоздиков должны выдаваться из покрышки. Это надо сделать незадолго до выхода машины из гаража, после того, как шофер осмотрит ее. На ходу машина вдавит гвозди глубже и хоть один из гвоздей через несколько минут прорвет камеру; воздух вытолкнет конический гвоздь, шина спадет и шофер должен будет остановиться.

— А что дальше, увидим. Идем. Оставь мешок свой дома, не пропадет.

Через переулок, сбегающий под горку, Стасик и Марк вышли на Цветной бульвар. Уже смеркалось. В конце бульвара на Трубе у цветочного павильона Марк увидел большой серый автомобиль. Мотор его работал, то затихая, то ускоряя стук, и вместе с тем то вспыхивали, то зловеще погасали его блестящие глаза. Стасик прямо подошел к мотору, открыл дверку и подтолкнул Марка. Едва они вошли и опустились на сиденье, машина затрепетала, залила мостовую впереди серебристым, ярким светом и помчалась к Петровским воротам.

Напротив себя, на задней скамье автомобиля Марк увидел двоих в военном платье, а посредине третий — матрос, смуглый, с черными, длинными курчавыми волосами; ничем не покрытые, они развевались по ветру от бега машины. Трое говорили между собой что-то непонятное и как будто и не замечали появления в кароссери[61] Стасика и Марка.

Стасик поглядывал назад к Цветному бульвару и, успокоенный, сказал:

— Идет!

Марк увидел, что за их автомобилем вдали катится другой, закрытый, с погашенными огнями.

Стасик перегнулся к шоферу и сказал ему:

— У Большого Вознесенья пропусти его вперед…

Мотор катился правой стороной бульваров по пустому трамвайному пути. Слева мелькнули обгорелые развалины высоких домов, мотор свернул направо и против большой белой церкви замедлил ход, и справа обогнал его крытый автомобиль, катившийся все время поодаль и сзади.

Он повернул направо, а за ним и серый мотор нырнул в кривой и узкий переулок с нависшими над мостовой ветвями тополей. Тут Марк увидел, что на средине мостовой стоит закрытый же мотор и подле задней оси возится шофер. Стасик подтолкнул Марка: — «Смотри!.. Подковали!».

Открытый автомобиль остановился, а тот, закрытый, что шел впереди, нырнул куда-то вправо…

— Скорей растуривайся![62]

Длинной машине, чтобы повернуться в узком переулке, пришлось дать задний ход и въехать в подворотню, а потом уже завернуть в обратном направлении тому, по какому они шли раньше. Стасик взглянул на браслетные часы:

— Десять минут двенадцатого…

Он нетерпеливо посматривал назад, а те трое попрежнему что-то говорили между собой на непонятном Марку языке и курили, не обращая ни на Стасика, ни на Марка никакого внимания, — как будто перед ними были пустые сиденья. И шофер сидел в спокойной позе, положив руки в перчатках с раструбами на рулевое колесо. Мотор все время, тихо гудя, работал. Глаза автомобиля потухли. Матрос смеялся тихо, и в темноте на длинном лице его жутко сверкали белки широких глаз и крепкие ровные зубы.

— Семнадцать минут двенадцатого, — сказал Стасик, стуча нервно о пол сапогом, — что там стряслось?

В это мгновение матрос тронул колено Стасика; тот обернулся и увидел, что к переулку тихо катится закрытый автомобиль — тот самый, что они видели стоявшим в переулке.

— Вот беда, — прошептал Стасик, — починился… Если они встретятся на дворе!..

Он снова посмотрел туда, куда нырнул первый закрытый мотор, и услыхал:

— Идет!

Из-за угла выкатился и пронесся мимо закрытый автомобиль с погашенными фарами[63] и спущенными в окнах шторами. Мчась мимо, шофер поднял руку — так было, очевидно, условлено, потому что Стасик дрогнул и весело сказал шоферу:

— Давай! Готово — птичка в клетке!

Шофер пустил машину, и она помчалась вслед закрытому автомобилю, держась поодаль…

— Не нажимай, товарищ Леонтий, — бросил Стасик шоферу, — я условился с ним, как ехать и где нагоним…

Матрос опять тихо коснулся колена Стасика и сказал на ломанном русском языке:

— А если он ему сказаль другой дорогами?..

— Ты прав, товарищ Макарони.

— Капрони, — поправил матрос…

— Я шучу. Ты прав, Капрони. Не упускай его из виду, Леня.

Следуя за закрытым автомобилем, мотор с погашенными огнями повторял все его повороты, то ускоряя, то замедляя бег.

Мелькнули и остались позади круглые Крестовские башни. Серым полотном в предрассветном сумраке легло среди лугов, поселков, огородов, перелесков, фабрик пыльное и тряское шоссе.