И он пошел, но и меня тут же загнал в подвал Фаствуд! Вот же он б…..! Он да! Но не я….! Никогда, никогда и ни за что! Я не б…..! Вот что!
Сказать — то можно и хорошо, а вот что дальше делать и как поступать?
Бежать — первая мысль.
Так, выломаю решетку, где была Бетти, потом во двор и там…. Так, двор. А что во дворе? Там что, ворота на замке и калитка. А калитка… Вот же черт, не надо было орать, а смотреть! Ну как же я так, не могу никак вспомнить, как там на воротах…
— Пить! Пить… — Просит Милка.
— Сейчас, я сейчас родная…
Вот и побег! А как же она? Я что же ее должна бросить? Нет! Даже такое подумать не смей! Так, побег отложим… Так, теперь еще вариант…
Итак, я все пять часов… Словно не Милка, а я в бреду. Все говорю и говорю… На минуты отвлекаюсь к ней, напою и снова …. А если?….
У нас не было часов, но я почувствовала — это время мое…. А оно как та вода, мимо меня утекла…
Вот тут я уже запаниковала! И сколько ни пыталась себя сдержать, не могла… Меня затрясло, потом… потом я вырвала, потом пронесло…. И все!
Все! Говорю себе. Все, это пи…..! Вот — вот… А ты говорила себе — пронесет…
— Ну и?… — Спрашивает Али прямо у двери.
Это самая тяжелая для меня минута… Сердце бешено стучит…. Голова кругом, и я…. А тут Милка опять:
— Пить….
— Я согласна! Зовите врача!
— Ну почему так? Почему? — Это я ему. — Что я, не чистая? А какая же я? Я так себя вымыла, так, что я, наверное, там скриплю…Вот как! Тогда почему ты туда?
— Не мешай… Слышишь… — Это мне переводит Али, который сидит, закинув, ногу за ногу, за шторкой и смотрит какой–то по контрабандному видаку боевик. Он–то смотрит, а меня уже как пятнадцать минут…..
— Нет, ты скажи ему… ой, чтобы он не так, ну хотя бы не резко…. Ну почему только так, что же нельзя как белые люди…. Ну что ты, скажи ты ему… ой, ну? Ответь мне… ответь…. Али, скорее переведи…
— Он говорит, что сейчас он тебя за…..! Вот! Ты слышишь?
Я слышу, но больше себя в тот момент, потому что я: — А..а..а!
Я лежу рядом с ним, очередным знакомым Али. Кровать огромная, с шелковыми простынями, роскошь по нынешним временам ведь! А он? Он откинулся на спину, этот располневший мужчина и геркулес… Особенно там…. Да я слышала, что у арабов у них не стандарт для мужчин, но чтобы вот так? Он у него и сейчас красив, хотя и лежит на боку как удав… А что, не удав? Чуть было не…. Нет, решила не ругаться, без матюгов обойдусь. Я ведь для себя выбрала именно такой имидж!
Да, имидж…. А что я сама, разве не имидж? Как они все за мной, за русской такой, с таким открытым, не таким, как у их женщин, а губастым там женским лицом?
Как мне переводил Али, они словно взбесились и мне наперебой:
— Мадам, да мадам, ах, мадам Рай! — И потом, как только их выстрел в меня, так мне шепчет кто–то из них что–то, и я громко кричу Али, чтобы он именно это и переводил. Он переводит нехотя, разглядывая нас из–за занавески. И говорит, повторяет за ними, что я для них:
— Рай! Блаженство! Ах, мадам, это истинный Рай! Прав, оказался Магомед, для нас, арабов и мусульман, нет высшего блаженства, чем с белой и русской женщиной,…. тем более с такой губастой….
Но я не запоминаю их слов, потому как услышала я уже о ней столько и какой она бывает у каждой из нас. Что она и шахна, и она сад, расцветающий у Аллаха на небесах, что она сладкая, как рахат–лукум на устах, что она, как кальян, вечно тлеющий и горячий, одурманивающий настоящих мужчин и…. И еще всего и все о ней, а считайте обо мне ведь, а то как же? Это же от меня им так хорошо. От меня! И…Вот об этом и постараюсь вам рассказать. Тем более, что мой очередной…и не знаю даже кто, вернее, боюсь даже вам сказать кто, но точно — араб, так вот он вслед за Али выходит…А почему вслед, да потому что я Али ультиматум поставила, что если уж так получается, то я только за деньги согласна и только настолько, сколько надо для визита врача.
Ага! Разбежалась! И мне все же пришлось…Но ему ничего не досталось! Я так сказала и ему отказала, так слово свое и сдержала!
— Все! — Говорю. — Этого вполне достаточно для визита врача! Понятно сказала, я завязала! Вот так–то!
После моего несогласия все закрутилось, как по маслу. Не успела отдаться им и опомниться, как к нам приехал доктор. Милу вынесли на руках, она уже не могла даже сама идти, плохо соображала. Доктор оказался из наших выпускников: молодой мужчина, деловой. Всех тут же выгнал из комнаты кроме меня, а потом все быстро: укол, перевязку и лекарства сразу же начал давать, мазью все у нее перемазал, а потом выписал рецепт, и уже выходя из комнаты, обернулся и мне:
— Так это значит ты? А это твоя…
— Да, сестра. — Так я сказала. — Хоть она и не похожа на меня, у нас отцы разные, а мама одна. — Вру ему отчаянно.
— Ну хорошо, чего ты хочешь?
— Во–первых, ее — вылечить…
— Ну, это понятно. Я не о ней, а о тебе. Что тебе надо?
— Не поняла?
— Ну, машину, дом, что?
— Как это? За что это мне?
— Как это за что? А мне сказали, что ты больше ни с кем и только со мной, и потому согласна на…
— Да, да. А это что же? Это ты будешь и такой молодой?