Я же ведь голая вся, абсолютно голая! Это я так в самый последний момент решила. Потому медленно опускаюсь, сажусь перед ним, широко раздвигая ноги и как самая, самая заезженная проститутка руками себя между ног обняла, дрожащими пальцами нащупала и потянула в разные стороны свои молчаливые губки…
— Тааль гхена! (Иди сюда)! — Говорю дрожащим от возбуждения и напряжения голосом.
Потом все! Потом он уже стал действовать. Сначала я ловлю его белый, да ведь действительно белый! Целую, целую и чувствую, что моих сил не хватает, и я так могу закончить все, не начав, еще, как следует…Он ароматен, он невероятен! И я упиваюсь, постепенно успокаиваюсь, наслаждаюсь… В голове только одна мысль: вот он, и он мой, мой!
Потом я на нем. Я сверху, уселась, как они на своих белых верблюдах медленно, величаво я еду на нем… Величаво, медленно… Минуту я так, медленно, величаво и чувствую в себе этот невероятно упругий шест, горячий, заполняющий всю меня, всю меня поднимающий, упирающийся куда–то в меня, покоряющий до… И чем больше я о нем думаю, тем сильнее меня разбирает и я, я…срываюсь! Бросаюсь на нем, как на их чистокровном арабском скакуне и я вскачь…
А-та, а-та, а-та!!!
А потом….
— Мамочка–А–А! Мама! А…а…а!
Его горячая ладонь прикрывает мне рот, и я в нее…
— А…а….а!!!
Вспомнила и в голову ударила знакомая, горячая волна похоти… Бабской, сладкой с истомой…
— Ну, где же ты…мой голубоглазый разбойник…. Я помню, помню, а ты? Ты меня помнишь? Ты помнишь, как я впервые тебя обняла? Как прижалась, ощущая в ногах твою возрастающую мужскую силу и желание… И, что я тогда? Помнишь ли?
Ну, что тебе тогда, понравилось? Ведь я же продумала все, как я с тобой буду, не зная языка, но зная, что мой язык для тебя станет таким понятным и внятным… Ведь так?
О, это первое оголение того, о чем думала, чего ждала… И я, я,… хватая его жадными, трясущимися губами уже не могла… Я его обожала! Я его так обожала и сжала, стиснула, а потом я…
Он что, не похож на другие? Да, да! Он совсем и ни на кого не похож, и потом, он такой, словно сабля из стали дамасской…. Я его брала, а эта сабля меня рассекала, начиная с моего ненасытного и голодного рта!
А моя голова тогда? Что я тогда? Что я думала, сжимая, не выпуская его изо рта?
Ничего не думала я, только чувствовала, как у меня от глотка, до глотка и слюна…
Потом я встала, потянулась по телу, ощущая упругую силу мужскую, что в меня упиралась, и я…
Почему так решила? Почему? Неужели мне не подсказал опыт, положение тела и только я это и захотела. Захотела вот так, чтобы он как бы запрыгивая на меня, как на своего арабского скакуна! И я, согнувшись, просунув голову в ноги, увидела, вывернутым, перевернутым миром, что он уже входит в меня, и я… О, это словно взрыв, нет разрыв! Да разрыв ракеты! Нет, снаряда! Как там его, убойного, нет, бронебойного, и он меня пробил, повалил, упираясь им… Им, им и каким!
Не скрою, я ждала, я считала, боялась, и ждала и не ждала. А тут и такой! И все сразу, до упора во что–то, что уже никакое, а оно все куда–то и куда–то и все, разрывая, словно необъятным мечом обоюдоострым…Горячая, кипящая сталь у его клинка вошла в меня, и я, я… неожиданно напряглась и я… я… не могла расслабиться, сжалась вся, сжалась, обжала, да так, что сама задохнулась от его движения во мне… Первого, крепкого, до выворачивания всего из себя, а следом вторичного проникновения… Я не выдержала и медленно легла, не отпуская его из себя…Потом я, плохо соображая, уткнулась в ковер, который ушел под нас, утопая в песке и я, задыхаясь, взмолилась, к нему обращаясь…
— Милый мой, мужчина мой… мой, дорогой мой, пощади,… отступи,… дай вздохнуть мне, не умереть…
А он, убивая меня, видимо, и не понимая, давил, трамбовал, душил своим телом и статью, пихая, вбивая, заталкивая, до боли в меня проникая…
— Все! Не могу больше, мне больно, я умираю… — Взмолилась и поползла, ускользая
из- под его тяжелого, мощного тела, и сокрушения, что преследовало не отставая…
Когда я обернулась, то изумилась! Платок его–лисам, вечно натянутый на подбородок до глаз, съехал, обнажая почти белое лицо, и я впервые увидела то, что скрывают от всего мира — лицо туарега! Его лицо! Тонкие черты, очерченные и красивые губы, скулы, правильной формы нос с изящными крыльями, и все лицо в целом, все! Я увидела его всего!
Видимо, я так смотрела, что он понял все и тут же торопливо, оставляя меня в покое, привстав на коленях, стал затягивать свой лисам. Потом из–под него я услышала:
— Мана миш фаген.
— Что?
— Ама беткал имш руси.
— Что русси? Ты не говоришь по–русски? Поняла. Хорошо, и как же нам разговаривать?
— Маар афш.
— Что афш? Ты не знаешь?
— Ана аффакар.
— Ты подумаешь? Вот видишь, милый мой, мы можем общаться, можем, если захотим.
А я еще хочу милый. Нет, правда! Что не веришь? Ну что ты так на меня смотришь? Что? Что ты хочешь еще от меня дурашка? Ты ее еще хочешь? Ее? — И показала ему туда пальцем.
— Ана айез!