С милым и в хрущевке рай

– Какой ты, оказывается, зануда!

Но Ящер не обиделся.

– Ученые доказали, что каждый кусочек нужно прожевывать не меньше тридцати раз. Как тебе филе каплуна?

Стеша разглядывала лежащие у нее на тарелке котлеты. Выглядели они замечательно. Золотистая корочка скрывала под собой белое мясо, которое на пробу оказалось куриным. Значит, каплун – это курица? Или скорей уж петух, специальным (не будем вдаваться в детали каким) образом откормленный.

– Очень нежное мясо, – сдержанно отозвалась Стеша, которой не нравилось в котлетах лишь то, что в них был опять же щедро набухан сыр.

– Гарнир тоже попробуй.

К куриным котлеткам, которые подали Стеше, прилагался гарнир из капустного ассорти. Тут были крохотные шарики брюссельской капусты, веточки брокколи и цветная. Все овощи были бланшированы и тут же скинуты в ледяную воду, что позволило сохранить им свой первоначальный цвет. Но все-таки Стеша предпочла бы более основательно проваренные овощи, эти казались ей почти сырыми. И все бы ничего, пусть сырые, так тоже съедобно, но и овощи повар так засыпал тертым сыром, что капусту почти не было видно под толстой желтой коркой.

– Нравится?

Стеша деликатно промолчала, поскольку Ящер явно был в упоении от здешних поваров.

– А соус, – не успокаивался он. – Разве он не восхитителен?

– Очень интересный вкус.

Соус вызвал у Стеши легкое недоумение. Горчица? Со сливками? И еще сыр снова в него вбухали. Ох уж эти французы, всюду-то они его пихают. А зачем? Той сырной тарелки, что им подали вначале в качестве закуски, и так было достаточно, чтобы пропитать своим ароматом все вокруг. Все остальное и так автоматически становилось сыром.

– Вообще, мне кажется, что французы в кулинарии достигли вершин совершенства, – не успокаивался Ящер. – Сравниться с ними не может никто.

– Если столетиями питаешься всякой дрянью вроде улиток, – желчно произнесла Стеша, – то поневоле станешь придумывать разные соусы, чтобы замаскировать их вкус.

Ящер недоуменно заткнулся и не нашелся, что возразить.

А потом обиженно произнес:

– Ладно, вижу, что тебе не понравилось.

– Почему не понравилось, все было очень вкусно. Но… все-таки я считаю, что не стоит возносить гастрономические изыски на такой высокий пьедестал.

– Что ты имеешь в виду?

– Это же просто еда. А даже самая вкусная еда будет уничтожена за считаные минуты. И шедевр, на который повар потратил, может быть, несколько часов, а в иных случаях – так и дней своей драгоценной человеческой жизни, будет уничтожен едоками за считаные минуты. Обидно.

– Но это же его работа.

– Все должно быть в разумных пределах. Вкусно можно приготовить и без особых излишеств и сложностей. А высвободившееся время потратить на что-то более путное.

– И на что же? Что может быть более путное, чем хорошо сделанная работа?

– Созерцание прекрасного, – принялась перечислять Стеша. – Размышления о высоком. Просто отдых с близкими тебе людьми. Работа – это еще не все, что есть в этой жизни.

– Но без усердия не достигнешь вершин в своем деле. Каждый должен трудиться изо всех сил. Таков уж заведенный порядок.

– Да-да, конечно, нужно бежать изо всех сил, только чтобы остаться на месте. А чтобы продвинуться вперед, нужно бежать в два раза быстрее.

– Это Льюис Кэрролл. Я знаю.

Последовало молчание. А затем Ящер суховато произнес:

– Может быть, десерт тебе понравится больше.

Кажется, он всерьез обиделся за французскую кухню. И Стеше стало неловко. Пусть ей дорогущее вино из лучших виноделен кажется горьковатой кислятиной, а сыр испускает аромат старых носков, зачем же человеку-то настроение портить. На вкус и цвет, как известно, товарища нет. И она твердо решила: что бы ей ни принесли на десерт, она будет этим чем-то бурно восхищаться. Принесли ей, разумеется, чизкейк, самый нелюбимый из всех тортов Стеши. Но она, мужественно постанывая от якобы испытываемого ею наслаждения, съела весь кусок, запила вкус торта еще более ужасающе горьким кофе и замерла в мрачном ожидании, когда во рту наконец станет чуточку не так противно, а запах выветрится.

Глядя на нее, Ящер странно подрагивал. Стеша сначала решила, что он сердится, но потом поняла, что это он давился от смеха.

– Ты бы себя видела, когда запихивала себе в рот этот торт! У тебя был такой мужественный вид! Ой, я не могу! Если ты не любишь сыр, так бы сразу и сказала.

– Ну понимаешь, – принялась оправдываться чуточку смущенная Стеша, – я не то что его не люблю, но французский сыр слишком много о себе воображает. Он стремится заполнить собой все имеющееся вокруг него свободное пространство, другим вещам в нем просто не остается места. Я такую позицию не одобряю.

Закончив смеяться, Ящер взглянул на Стешу уже совсем другими серьезными глазами и произнес:

– Я вот о чем хотел с тобой поговорить… Помнится, ты рассказывала, что оба твоих родителя уже не с нами.

– Да. Они умерли.

Стеша была удивлена тем, что Ящер вообще это помнит. Но еще больше ее удивило, зачем он сейчас поднимает эту тему. Вроде бы сидят в ресторане, смеются, совсем неподходящее время для таких грустных воспоминаний.

Но Ящер не унимался:

– И папа, и мама?

– Да, оба.