С нами крестная сила

Окна объединенной железнодорожной поликлиники долго не гасли. Уж и закат отгорел за рощей, что тянулась по ту сторону дороги, и поутихло громыханье на близкой сортировочной станции, и ночные лампочки зажглись меж колоннами у входа в поликлинику, а за матовыми освещенными окнами первого этажа все ходили смутные тени, словно призраки, манипулировали длинными руками, вселяя безотчетную жуть в души тех, кто осмеливался в этот час долго смотреть на эти окна. Перед входом была небольшая асфальтовая площадка, за ней — плотные кусты, В этих кустах вот уже битый час сидели двое. На одном была шляпа с широченными полями, какие в городе давно не носят, другой был совсем без головного убора, хоть и лыс окончательно. Заморосил дождичек, реденький и мелкий, но человек и тогда не прикрыл голову. Мокрая, она блестела, словно придорожный валун, отполированный прохожими, часто присаживавшимися на него отдохнуть. Тишина опускалась на город. Неподалеку время от времени пробегали электрички, по дороге; тянувшейся вдоль железнодорожного полотна, изредка проносились машины, но шум их словно бы только сгущал наваливавшуюся потом тишину.

— Чего мы сидим, как ненормальные? — спросил лысый. — Пойдем да поглядим, может, и не она вовсе.

— А если она? Увидит — пиши пропало, враз догадается.

— Так уж и догадается. Мало ли зачем пришли.

— Ты ее не знаешь. — Человек приподнял шляпу, вытер вспотевший лоб. — Из-за нее Санька умер. Как сказала, что умрет, так и вышло. Инфаркт. Был человек — и нету.

— Может, она, как врач…

— Какой врач?! Медсестра она. Да и не видала Саньку никогда, только на фотографии. Ткнула пальцем: умер. Мы — смеяться. Санька-то? Да он нас всех переживет, такой здоровяк. А она только головой покачала и пошла. А утром соседка прибежала: точно, умер. А ты говоришь… Помолчали, поежились. Июль и ночами мучил духотой, а их знобило.

— Как к ней только люди-то идут, как не боятся?

— Боятся?! Да к ней не пробьешься. Весь город гудит: ох, Ганна, ах, Ганна! Она у нас знаменитей любого артиста.

— Ишь ты, массажисткой заделалась. Ну да ведь человеку что, только бы молодым себя почувствовать. Особенно бабе. Хлебом не корми, только чтоб помял кто-нибудь. Тогда снова хоть на танцы.

— Да она и не мнет вовсе, хоть и зовется массажисткой. Поводит руками — и будь здоров. Люди все деньги выкладывают. Говорят, не берет, да кто поверит? Кто теперь не берет? Говорят, не прямо дают, а подсовывают кто куда — под бумаги на столе, даже под ковер. Всем кажется, что если не заплатить, то и здоровья не будет…