Он виновато посмотрел на меня и промолчал, я поняла, что разговор этот для него слишком тяжел. Судя по маетным, больным глазам, во всем произошедшем Сергеич винил только себя.
— Не надо, – я протянула руку, он осторожно накрыл мою кисть ладонями и слегка сжал, — ты не мог предвидеть всего. Никто не мог предугадать, что меня продаст Сомов. И как Расул почуял, что вы меня нашли, не знаю. Он же не знал о ваших «жучках». Там, в квартире у Юльки, я никак не могла понять, почему вдруг он так себя повел, почему сделал вид, что поверил про гараж...
— Когда он ударил тебя и вытолкнул нам на руки, — пояснил Сергеич, — то прекрасно знал, что в первую очередь нам нужна ты, а не он, и что мы тебя не бросим... Поэтому захлопнул дверь и спокойно ушел через соседский балкон... Сергеич запнулся, — Алевтина, я достану его...
Я протестующе охнула и попробовала подняться, он аккуратно прижал мое плечо рукой, не позволив встать:
— Во-первых — молчи, во-вторых — лежи, а в-третьих — возле твоей палаты всегда будет сидеть мой человек. Договорились?
Больше мы к этому не возвращались.
Посидев немного, я решила, что вполне могу встать. Это оказалось не слишком сложно, придерживая ноющий бок рукой, проковыляла к окну. Палата моя оказалась на втором этаже, мне почему-то пришло в голову, что «в случае чего» вполне можно сбежать.
«Алевтина, — одернула я сама себя, — совсем ты одичала!»
Разглядывая веселящихся внизу среди невысокой газонной травы воробушков, я совершенно не обратила внимания на коварно подбирающуюся с севера черную грозовую тучу. Беспечно сияющее солнце заволокло дымкой, небо потемнело, сердито чирикнув напоследок, воробьиная стая дружно вспорхнула и исчезла. Надо сказать, что погодные капризы настроения мне не прибавили. Досадливо вздыхая, я смотрела, как первые капли робко шлепают по пыльным листьям, по траве, по асфальтовым дорожкам, серыми змейками обвивающим хмурые больничные корпуса. Но с каждой секундой дождь крепчал, набирал силу, и вот уже его незамысловатая мелодия более походила на барабанную дробь, выбиваемую невидимым усердным музыкантом. Небо вдруг расчертила молния, расколов его ровно пополам, через мгновение послышался громовой раскат, я отшатнулась от окна, одновременно услышав за спиной:
— Не припомню, дорогуша, чтобы я разрешал вам вставать!
Старенький Петр Емельянович выглядел не менее грозным, чем нагрянувшая туча. Увидев выражение его лица, я разом расхотела препираться. На цыпочках просеменив к кровати, молча юркнула под одеяло, натянув его до самого подбородка.
— Так-то лучше! — строго сказал Петр Емельянович и погрозил мне пальцем: — Будете бегать, продержу еще неделю!
Я протяжно вздохнула, изобразив полнейшую покорность, доктор смягчился и, подойдя ко мне поближе, сообщил:
— Родион Владимирович настоятельно просил передать, что у него все в порядке, но он немного задерживается. И чтобы вы не волновались, вам все ясно?
― Ага, — отозвалась я, вновь прячась под одеялом.
Дождь разошелся не на шутку. Полдня я старательно таращилась в окно, стараясь разглядеть хотя бы малейшие признаки просветления. Незаметно для себя я заснула.
Проснулась от тишины. В палате царили сумерки, дождь за окном прекратился. Одна половинка окошка была приоткрыта, вероятно, заботливой рукой Леры, из него тянуло приятной свежестью, и чуть слышно доносился неторопливый шелест умытых деревьев.
Сергеича все еще не было. Я потянулась, подняв руки над головой, спросонья забыв о ноющей ране, в боку кольнуло, и я чуть слышно ойкнула. Далее случилось невероятное. Кто-то крепко перехватил мои руки за запястья и, резко рванув, прижал к железной спинке больничной койки. Я заорала от полыхнувшей по телу вспышки дикой боли, но на моем лице оказалась подушка, захлебнувшись собственным криком, я стала задыхаться.
Когда сил сопротивляться уже не было, затихла, подушка исчезла, и кто-то, стоявший в изголовье моей кровати и уже успевший пристегнуть меня к спинке наручниками, ловко заклеил мне рот широким куском медицинского пластыря. Все это произошло очень быстро, но, еще не увидев нападавшего, я хорошо знала, что это Расул.
— Ну, здравствуй. — Он скользнул большой черной кошкой от изголовья и устроился возле моих ног. Одного слабого движения мускулов хватило, чтобы я мгновенно почувствовала на щиколотках его железную хватку. — Как дела? Переговорим?
Стараясь пересилить охвативший меня ужас, я послушно тряхнула головой. Где же Гена, высокий веселый парень, дежурящий сегодня возле моей двери? Он заглядывал ко мне пару раз, интересуясь, не скучно ли мне
— Не будешь орать? — проникновенно поинтересовался Расул, склонившись ко мне и заглядывая в глаза.
Я показала, что не буду.
— Умница...
Он протянул руку и рывком оторвал от моих губ пластырь. Слезы боли не брызнули в разные стороны по одной простой причине: правый бок и заломленная вверх рука болели гораздо сильнее.
— Зря... время теряешь... — с трудом отдышавшись, прохрипела я,— поздно...
— Да ну? — изумился Расул, придвигаясь немного ближе. — Куда же это я так опоздал?