– Дорогая, я дома! – пробасил он медсестрам. Вместе с ним мы надели стерильные халаты, маски и перчатки. Потом я наклонил стол, опуская голову Джека ниже его ног, чтобы кровь наполнила вены в груди и сделала их более отчетливыми. Шапиро ввел в кожу и мягкие ткани груди новокаин.
– Это было больно, – пробормотал Джек, и Шапиро сказал, чтобы он помолчал.
– Вам сейчас опасно разговаривать, – серьезно заметил он Джеку, подмигнул мне и подкрутил капельницу с наркозом, увеличивая его подачу.
С помощью электрического ножа Шапиро сделал двухдюймовый надрез в левой верхней части груди, недалеко от плеча. Потом он прорезал слой желтого жира тупой стороной хирургических ножниц, обнажая белую блестящую поверхность фасции, а затем и пространство под грудной мышцей, где он сделал кармашек для дефибриллятора. Из-за худобы Джека мы решили разместить устройство под слоем мышц, чтобы оно не слишком выпирало. Я стоял сбоку от стола, в основном наблюдая за процессом. Иногда меня просили прижечь маленький кровоточащий сосуд, и тогда я брал электрокаутер и прикладывал его к месту кровотечения, пуская маленькую струйку кровавого дымка. Каждые несколько минут Шапиро отступал от стола и бодро подтанцовывал игравшей по радио музыке («Роксан» и «Рок Лобстер»).
Вскоре Шапиро ввел иглу двадцать второго размера в одну из грудных вен и оттянул рукоятку поршня до тех пор, пока она не поддалась, наполняя цилиндр багровой из-за низкого содержания кислорода кровью. Он ввел скользкую проволочку, смахивающую на тонкую гитарную струну, в иглу и провел ее в вену. Когда он удостоверился, что проволока вошла в вену, он извлек иглу.
– Никогда не отпускай проволоку, – сказал он, и я нервно кивнул в ответ.
Шапиро надел на проволоку пластиковый катетер и вынул ее из вены, оставив катетер на месте. Затем он ввел в пустую сердцевину катетера тонкий электрод и осторожно стал продвигать его к сердцу. На экране рентгеновского аппарата было видно, как проволока загибается в сердце, словно змея, готовящаяся к нападению. Соприкоснувшись с поверхностью правого желудочка, она едва заметно изогнулась. Катетер извлекли, а проволока электрода осталась на месте. Потом Шапиро провел вторую проволоку через крупную вену и подвел ее к поверхности левого желудочка. Он разместил генератор, который был размером с кредитную карточку, но около сантиметра толщиной, в подготовленный кармашек в грудной мышце и подсоединил его к проволочкам.
Мы закончили. Все усилия последних месяцев были не напрасны, и Джек, мой «магнитный» пациент, наконец-то обзавелся дефибриллятором.
Теперь пора было проверить устройство, вызвав у Джека фибрилляцию. Представитель компании
– Идите сюда, – сказал он, стоя у маленького компьютера. – Теперь вам надо «убить» своего пациента.
Мне нужно было простимулировать его сердце в период уязвимости, чтобы вызвать фибрилляцию желудочков. Я нажал несколько клавиш, отдавая команду три раза синхронизироваться с ударами сердца, а потом дать еще один импульс через фиксированный промежуток времени, и попытался подобрать момент под период уязвимости, чтобы вызвать остановку сердца. Поток электрических импульсов издавал забавные мультяшные звуки, словно
– Процесс пошел, – с радостным возбуждением сообщил представитель производителя. Он начал вести отсчет: – 5… 10… 15…
Дефибриллятор был запрограммирован на разряд через восемнадцать циклов синусоидальной волны. Хотя в течение всей операции Джек бодрствовал, сейчас я обнаружил, что он потерял сознание. Я услышал глухой удар, словно кто-то ударил кулаком в костлявую грудь Джека, и его тело слегка подпрыгнуло на столе. Дефибриллятор сработал. Экран показал острый пик, паузу, а затем ЭКГ вернулась в норму. Медсестра слегка похлопала Джека по щекам:
– Просыпайтесь, – сказала она. – Мы закончили.
После процедуры я спросил у Шапиро, что бы мы делали, если бы не сработал ни имплантируемый, ни внешний дефибриллятор.
– Такое уже случалось, – ответил он. – Иногда попадаются такие вялые сердца, что устроить фибрилляцию можно, а вывести из нее – уже нет. – Он замолк и стал вытирать руки. – Нас это не радует, – сказал он, словно вспомнив какой-то нехороший случай. Он снова взглянул на меня и повторил: – Нас это не радует.