С палаткой по Африке

Звук выстрела часто приносил с собой, несмотря на трофеи, разочарование. Главное на охоте — не выстрел и не добыча; для опытного немврода важнее всего жить среди зверей, изучать их повадки. Прежние охотники на слонов были, как никто, захвачены романтикой дебрей.

За время пребывания в стране балунда я уложил 20 слонов. Очень скоро я стал охотиться самостоятельно, без моего учителя Ларсена.

Тяжкие испытания ожидали нас в этом краю. Носильщики дезертировали, начался сезон дождей, провиант подходил к концу. Не стало папирос, затем кончился и табак; я научился сушить на солнце большие листья табака, который сеют балунда, а затем растирать их и набивать трубку. Вскоре истощился запас чая и кофе, потом сахара и муки. Хуже всего было то, что у нас не осталось ни щепотки соли.

Недоедание вызвало болезни. Нас одного за другим трепали приступы малярии. Отсутствие растительной пищи ухудшило состав крови, на месте пустяковой царапины от колючки или стебля травы появлялись болезненные нарывы.

Лишения стали нашими постоянными спутниками. Не хватало даже одежды. Рубахи превратились в перевязочные средства, брюки стали жертвами колючих кустарников и других цепких растений. Я лишился последних штанов и бегал в одной набедренной повязке, как сопровождавшие нас африканцы.

Только после шести недель пути мы увидели первое жилище белых. Оно находилось близ реки Кафуэ и принадлежало двум братьям Ульман из Баварии. Эти чудесные люди построили свою факторию Капопо на холме, откуда открывался вид на реку и прибрежные луга. Ульманы никому не разрешали охотиться в этой местности, и антилопы привыкли целыми стадами пастись почти у самого дома.

Нас особенно обрадовало то, что в фактории Ульманов, чрезвычайно примитивной с европейской точки зрения, но очень богатой по условиям тогдашней Африки, продавался велосипед. Он пополнил наше снаряжение, причем передвигаться на нем оказалось удобнее, чем на ослах, которыми мы пользовались при длительных переходах.

Отдохнув несколько дней в фактории, мы с новыми носильщиками отправились дальше на восток, в страну маньема, в ту часть бельгийской территории, которая вклинивается с юго-запада в британские владения близ озера Бангвеоло. Я нанял на службу группу людей племени маньема. Потребность в мясе была у них так велика, что мне никак не удавалось накормить их досыта. К счастью, вскоре я застрелил слона. Было радостно видеть, как мои маньема раздувались буквально на глазах.

Удивительно, какое огромное количество мяса способны поглощать коренные жители Африки. Сцена свежевания исполинской слоновой туши — зрелище не очень-то эстетичное. Сбросив с себя даже самую скромную одежду и вооружившись топорами и ножами, африканцы обступают мертвого гиганта. Ломти мяса, еще сочащиеся кровью, поджаривают на костре и тут же с неописуемой жадностью поглощают. Только тот, кто сам испытал изматывающий тропический голод и знает, как быстро портится мясо в жарком климате, может понять происхождение обычаев, которые на первый взгляд кажутся нам, европейцам, чуть ли не дикими.

Мы перешли через реку Луапулу и очутились в провинции Бельгийского Конго[27] — Катанге. Катанга богата ценными видами сырья. Там, где в 1910 году был основан Элизабетвиль — важный центр железорудного бассейна, — незадолго до этого вдали от всякой цивилизации бродили по лесу слоны.

Чиновники Леопольда[28] очень строго следили за тем, чтобы иностранцы не переступали границу Бельгийского Конго, не имея въездной визы. Чтобы получить визу, нам следовало разыскать полицейский пост и ходатайствовать о разрешении пересечь южный выступ Катанги и пользоваться оружием. Ближайший пограничный пост находился на расстоянии нескольких дней пути. К тому же мы не знали, найдем ли там чиновника и поверит ли он в наши мирные намерения, а потому в конце концов пустились в путь без разрешения, полагая, что форсированным маршем нам удастся пересечь бельгийскую территорию за три перехода.

Мы не решались стрелять, чтобы не привлечь к себе внимания «камнедробителя»; так коренные жители прозвали сначала американца Стэнли[29], а вслед за ним — бельгийских чиновников и солдат. Как-то раз узкую тропу, которой мы шли, пересек слон с могучими бивнями. Тут я не удержался и выстрелил. Пока наши егеря выбивали слоновую кость, мы произвели разведку во всех направлениях, опасаясь, как бы бельгийские пограничники не застали нас врасплох.

Над трупом слона пришлось устроить навес из листьев, чтоб его не заметили коршуны или марабу, сотнями слетающиеся к месту, где пало крупное животное. Они осуществляют как бы санитарный надзор в дебрях и одновременно служат для коренных жителей своего рода путевыми указателями к вожделенному мясу. Весть о павшем крупном животном распространяется с быстротой ветра от хижины к деревне, а оттуда — к бома, резиденции европейца, которого мы имели все основания избегать.