С паном Беганеком по Эфиопии

— Тогда вы сможете ежедневно покупать шаммы, разъезжать в такси и вызывать врачей, как только заболит живот и захочется касторки, — сказал он. — Но домой вы пойдете пешком, потому что на самолет денег уже не хватит. Очень вам это рекомендую. Такая пешая прогулка — мечта для настоящего путешественника.

К сожалению, ни пан Беганек, ни я не были истинными путешественниками, потому что бесспорной прелести пешей прогулки от Аддис-Абебы до Варшавы мы предпочли позорную капитуляцию и, грустно опустив головы, подчинились финансовой диктатуре Павла.

После этого в комнате воцарилась тишина. Павел сел писать отчет для своего главного управления, пан Беганек достал из чемодана толстую книжку и погрузился в чтение, а я тупо уставился в окно, размышляя о том, почему в Эфиопии выпадает столько дождей.

Но неугомонный референт не мог долго усидеть на месте. Он вдруг поднял голову от книги, некоторое время к чему-то прислушивался, потом подбежал к окну, послушал еще немного, да как закричит:

— Гиены! Слышите? Гиены смеются!

Павел не шелохнулся. Да и я уже потерял доверие к нашему взбалмошному другу. Видно, он совсем сошел с ума: гиены в Аддис-Абебе!

— Измерьте себе температуру, — сказал я спокойно, — термометр на ночном столике.

Но референт не сдавался:

— Не делайте из меня сумасшедшего. Это правда гиены. Всем известно, что в окрестностях Аддис-Абебы водится множество гиен. Ночью они часто забегают в город. Я читал об этом в книгах. Вот, слышите? Снова смеются.

Он говорил так убежденно, что и я стал прислушиваться. Действительно, откуда-то издалека доносился пронзительный лай, немного напоминавший смех человека.

— Павел, слышишь?

Но Бвану Кубву не волновали гиены. Он писал свои отчеты.

— Не морочьте мне голову своими гиенами, — прикрикнул он на пана Беганека. — Если хотите, я вам скажу, кто это смеется. Смеются типы, которые выманили у вас двенадцать долларов. Им весело, потому что такие простофили, как вы, встречаются не каждый день.

После этого неделикатного замечания пан Беганек погас как свечка. О гиенах больше не было разговора. Павел закончил отчет и стал готовиться ко сну. Я последовал его примеру. И только референт продолжал неподвижно стоять у окна, вглядываясь в мокрую тьму и прислушиваясь к далеким голосам эфиопской ночи. Наконец и он устал. Повернувшись к нам, пан Беганек сказал тоном человека, полностью покорившегося судьбе.

— Нет, мои дорогие, Эфиопия — это не Судан и не Египет. Там была совсем другая жизнь.

Глава IV

Пан Беганек рассказывает об императорах Эфиопии — Наконец-то мы знакомимся с эфиопом, с которым можно поговорить — Как в Эфиопии производится отсчет времени — Город, который был построен ради женщины — Ужин у француза и деликатесы эфиопской кухни

На третий день снова лило с самого утра. Скверный эфиопский климат до такой степени вывел Павла из себя, что и он вдруг начал во весь голос ругать дождь. Грозя кулаками бушующему за окном ливню, он кричал, что такая погода — это издевательство над человеком, приехавшим сюда не отдыхать или писать очерки, как некоторые его знакомые, а налаживать важные торговые связи, что каждый день пребывания в Аддис-Абебе стоит больших денег в валюте — особенно, когда рядом такие моты и расточители, как мы, что он, Павел, больше этого дождя не выдержит… и т. д. и т. д.

Некогда персидский царь Ксеркс, рассердившись на море, приказал бить его железными цепями. Почему бы нашему другу Бване Кубве не покричать? Это его святое право. Жаль только, что дождь не был так послушен, как мы с паном Беганеком. Не обращая ни малейшего внимания на сердитые выкрики Бваны Кубвы, он преспокойно лил дальше. В конце концов нашего шефа утомила бесплодная борьба с дождем, и он с унылым видом стал бриться.

Зато пан Беганек спозаранку был весел и щебетал, как щегол. Лечение касторкой, по-видимому, подействовало на него наилучшим образом. Если не считать интересной бледности, ничто уже не напоминало его вчерашнего плачевного состояния. Бог знает, когда он успел встать, побриться и одеться. Во всяком случае, сейчас, свежий, застегнутый на последнюю пуговицу, Беганек радостно носился по комнате и мурлыкал какую-то песенку. Его птичье легкомыслие до такой степени действовало мне на нервы, что я не смог отказать себе в небольшом удовольствии и тихонько спросил:

— Пан Беганек, вы все еще мечтаете получить место рядом с гробницей Махди?