— А-а-а, моя проказница, — подхватывает на руки дочь Артем и до хохота зацеловывает пухленькие румяные щечки, второй рукой обнимает вцепившуюся в него Майю.
— А мумуся котела поекать в мазин, — сдала с потрохами мамусю Милли.
— Вот об этом я и говорю.
— Да ладно, сын родится голубоглазым блондином. Точно тебе говорю, — смеется Артем, целуя меня в надутые губы.
Конечно, все мои обиды и дутки — просто глупости, игра, потому что в сердце столько тепла и любви! Смотрю на нее, на мою крутую, неугомонную, шебутную семью и кайфую! Могла ли я о таком мечтать еще три года назад? Нет. Но, тем не менее, мы сейчас здесь, меня носит на руках любимый, мой идеальный мужчина, который ради своих девчонок мир перевернет, если понадобится. Моя защита и опора.
Правда, иногда до сих пор Стельмах любит включать “взрослого” — как я это называю — и отчитывать меня, как ребенка. Например, вот как сейчас: с машиной, за руль которой с пятого месяца беременности он меня просто не пускает, но это мелочи. Приятные мелочи, после которых я только еще больше убеждаюсь в его чувствах.
Отец — Артём Стельмах — это особый кайф. Нужно было видеть, какие испуганные глаза были у него, когда ему в руки, в роддоме, дали малышку Милли. Он так трясся от страха, что я потом еще долго смеялась и припоминала эту его “слабость”, а он дулся и обижался. Но день ото дня терпеливо вникал во все премудрости отцовства и, как и обещал, был со мной рядом все последние месяцы беременности и первые жизни Милли. Подскакивал ночами, когда ребенок плакал, качал, гулял, купал и попутно успокаивал меня, когда девчонки с истерикой “в унисон” доводили меня до слез. Майя в первые недели после появления сестренки немного закрылась, мама говорит, что это детская ревность, потому что малышка привыкла получать все внимание исключительно себе, а тут придется делиться. Но, правда, после пары бесед с отцом мышка оттаяла, а сейчас девчонки не разлей вода. И даже, несмотря на то, что мышка у нас уже пошла в первый класс, иногда шкодничает похлеще сестры. За что уже и люлей от Артема получает, как взрослая. Правда, это не мешает им любить друг друга до потери пульса.
Сразу после переезда в Штаты Артем сделал мне предложение. На Рождество, которое мы встречали в своем доме, он встал на одно колено и потом еще, наверное, час мою истерику счастья успокаивал. А потом полгода жаловался на то, что беременная я стала такая плакса. Ворчал, но терпел. А свадьбу мы сыграли уже после рождения Милли, нашей девочки-лето. Буквально через пару месяцев. Ничего вычурного и без королевских замахов, хотя признаю: в нашей ситуации приходилось тормозить жениха, который то и дело норовил вбухать огромные деньги в по сути ненужное нам торжество. Наши диалоги в стиле:
— Артем, тормози, обойдемся без приглашений из золотой бумаги.
Или:
— Стельмах, угомонись! Этот булыжник в помолвочном кольце и так сияет на всю улицу…
Стали особым развлечением. Назывались они: сделай втихую что-то, пока внимательная будущая жена не видит. Стоило только моргнуть, а он уже свадьбу из Майями перенес на Карибы. Вместо белого скромного платья заказал дорогущее с подолом, не хуже, чем у Кейт Миддлтон. В общем, в сорок лет в нем проснулся молодой и безбашенный пацан. Я все два месяца, как попугайчик, ему твердила, что и так абсолютно счастлива! Потому что он был рядом: дулся, ворчал, иногда сводил с ума и чертовски злил, но всегда и без исключения любил, целовал и носил на руках. Больше мне ничего и не нужно было! Но все равно, как я не старалась, все его желания остановить не получилось.
Так в сентябре, в тесном кругу самых близких людей: Гая, Кати с Ромкой, Таси с Русланом, мамой — мы обменялись клятвами и связали свою жизнь штампом в паспорте. Под аплодисменты, слезы девчонок и довольное гоготание парней мы наконец-то стали мужем и женой.
— Мама Вера приедет сегодня? — усаживая Милли на шею, полез в холодильник Артем, за что и получил по рукам, хотя и успел вместе со своей “бандой” зеленоглазых помощниц стащить коробку конфет.
— Это на праздник, э-э-эй! И, кстати, не вздумай при маме ляпнуть вот это…
— Что?
— Мама Вера, Артем.
— Думаешь, не оценит? — лыбится Стельмах своей самой сексуальной ухмылочкой.
— Думаю, это будет странно. И да, мама Вера приедет…