С первого взгляда (Юмористические рассказы)

У тебя в салате появился запах керосина — значит, туда попал бензин. Поменяй местами бутылки из сер­ванта и туалета. В какой то из них подсолнечное масло. А может, и не в них. Подумай, не потому ли голубым пламенем рявкнула утром сковородка.

Если ты второй час не можешь вытащить руку из банки с огурцами, то зачем ты ее туда засунул? Есть простой способ сохранить половину рассола. Уж за­сунь руку подальше, до самого дна, и неожиданно для себя подними банку над головой. Тогда он двумя струями хлынет в щели между кистью руки и горло­виной банки. Одна струя проскочит в рукаве на спи­ну — это убыток. Вторая выльется в миску. Это по­кажи жене, сам не пей — они любят экономных. Те­перь бей банку. Огурцы будут в стеклах и в пищу мужчине не годятся.

Тебе захотелось чашечку черного кофе с моло­ком — свари. Если оно получится густоватым и ложеч­ка, как балерина, грациозно стоит в кофе, значит ты заварил гречневую муку из соседней банки. Попей чаю.

Зачем вылезшие из кастрюли лишние макароны ты лепишь на бок плиты? Они потом засохнут и, как об­ломанные зубы ведьмы, забелеют по вечерам.

Чего я хотел сказать? Да, у тебя может появиться чувство, будто в животе перекатывается небольшая гантелька. Но меня беспокоило другое. После отъезда жены некая дама на работе стала со мной изящной и светлой, как торшер. Но стоило с ней заговорить, как из моего чрева начинал бормотать пьяный. Одна­жды я хорошо расслышал неприличное слово. При­шлось даже разговорами с дамой не осквернять супру­жеских отношений. Это все те самые макароны, кото­рые я вытаскивал из кастрюли в виде плотношнуро­ванного белого клубка. Я никогда не видел гордиевого узла, но из макаронов не рубился.

Иногда на тебя будет накатывать тоска, противная, как болотная хлябь. Будет казаться, что ты погиба­ешь. Выбрось это из головы. Есть мужские работы — и есть женские. Наше место у камня и металла. Оста­вим им колхозы, легкое производство и среднее маши­ностроение. Жизнь — это не еда и питье.

Хватит, братец, философствовать. Готовься встре­чать жену. Не надо заметать мусор под стол — там сразу видно. Гони его под сервант. Вынеси этот дурац­кий ящик с черепками столового сервиза. Ну и ну, у тебя тоже заржавела ложка из чистого серебра, а говорят, что не окисляется. Потри ее «царской вод­кой». Не может быть, ты выпил другую, не царскую.

А какие у тебя отношения с соседями? Попроси соседку убрать квартиру и приготовить обед. Наше место у стали и гранита. А сам иди — сбрей щетину.

В общем, братец, без женщины мужчина прожи­вет — двадцать четыре рабочих дня. Больше не про­бовал. Но мой приятель прожил двадцать пять. И ни­чего. Сейчас в больнице лежит с язвой.

Да, братец, не посылай эти советы в «Работницу». Пусть все останется между нами, мужчинами.

Идиотка

Утром к нам в кабинет вскользнул красный, распаренный завхоз Лягушевич. Конечно, при такой фамилии надо бы ему быть не распаренным, а зеленым.

— Везем, — хрипло сказал Лягушевич и действи­тельно позеленел от радости.

Молодой ученый Веня, перспективный, как алмазные россыпи, бросился к Лягушевичу и спрутообразно обвил его своими длинными руками. Лягушевич без воздуха посинел. Наш руководитель, доктор наук Дэн Иванович, вытащил изо рта трубку и засунул ее за ухо — волновался старик. Я вытащил из-за уха сига­рету и сунул ее в рот — тоже ведь волновался.

Рабочие втащили агрегаты в кабинет, и весь день настройщики устанавливали ее — прогнозирующую диагностирующую машину АБВГД-500. Она на все отвечала и все решала — только информацию пода­вай.

На второй день машина добродушно урчала, как кот у рыбы, и подмигивала красными огоньками.

— С вас причитается, — сообщил Лягушевич.

— Коньяк, — подтвердил я.

— Сколько? — из вежливости спросил Лягушевич.

— Две, — хлопнул его по плечу Веня.

— Бутылки, — уточнил Дэн Иванович.

Лягушевич заметно порозовел и незаметно ушел — свое дело сделал.

— Ну, товарищи, — потер руки Дэн Иванович,— опробуем, узнаем, что мы за ученые. Значит, так: на ввод надо сунуть в нее две научные статьи — самую первую и самую последнюю. Вениамин, начинайте!

Веня улыбнулся — знал себе цену и без машины. Он сунул в щель статьи и нажал кнопку. АБВГД-500 защелкала, замигала, заныла, будто ей не то сунули. Через три секунды она враз успокоилась и на выводе швырнула карточку. Веня взял ее и посмотрел на меня чуть-чуть прищурившись. Я знал, чего он прищури­вается: я шесть лет пишу докторскую, а он ее только начал — мол, обгонит.

Веня смотрел в карточку не отрываясь — и все смо­трел, будто машина выбросила фотографию красавицы на пляже. Мы с Дэном Ивановичем тоже при­мкнули. «Научным мышленьем субъект не обладает. Имеет счетно-решающие способности. Может быть ис­пользован учителем арифметики, счетоводом в колхозе и кассиром в гастрономе».

— Да у нее диоды не все дома! — сказал Веня и посмотрел на машину, будто собирался дать ей в морду.