— Плохой?! — изумляется она, и сон отпускает веки, как лопнувшая пружина дверь. Глаза опять становятся большими и круглыми, будто они увидели солнце.
— Если плохой, почему я его люблю? — спрашивает Аленка.
Я молчу и бегаю глазами по стенкам. Мне пришлось ответить на сотни ее вопросов. Я даже отвечал, что такое дезоксирибонуклеиновая кислота и зачем люди курят...
Но как объяснить, почему ей нравится Фома? Как объяснить, что из таких мальчишек вырастают мыслители, борцы и космонавты?. Как объяснить, что Фома будет настоящим человеком?
Книги и люди
Он приходил в книжный магазин каждое воскресенье. Гнутая спина, седые волосы век не причесывались, очки перевязаны, а на потертом пиджаке обязательно висела белая нитка. Если он опаздывал, мне казалось, что в магазин не поступила какая-то книга.
Старик подходил к полкам, проводил пальцами по корешкам, как по клавишам, ловко вытаскивал том и прятал лицо в страницы. Острый нос судорожно нырял между листами, будто выклевывал семечки. Мы не сказали друг другу ни слова, да он никого и не замечал.
Но в прошлое воскресенье старик вытащил толстую книгу из восьмитомника и, раздвигая людей руками, как назойливые кусты, неожиданно подошел ко мне. Он был растерян:
— Посмотрите, кого уценили.
Я взял книгу, прочел автора и погладил рукой переплет:
— Да, вдвое. У меня он есть.
Мы посмотрели друг на друга.
— Кто возьмет? — спросил старик и поправил ломаные очки.
— Давайте я.
Мне завернули восьмитомное собрание. Старик отошел к полке и спокойно заклевал тоненькую книжку.
Сегодня воскресенье, но в магазин я не пошел. Утром позвонила Татьянка:
— Приходи к четырем. Будет общество.
Обычно вечерами мы бегали в кино, но она давно собиралась познакомить меня со своими друзьями.
Ровно в четыре я стоял в передней. Татьянка, прекрасная, как одна из классических богинь, наскоро чмокнула меня и ввела в комнату. За столом сидело человек десять. От неожиданности я отвесил три земных поклона на три стороны, после чего мне дали салату. Я жадно огляделся.
Книга мало отличается от человека. Она хороша тем, что ее можно вовремя захлопнуть, а человека часто приходится дочитывать. Сегодня мне хотелось пробежать по страничке из каждого тома.
Прямо передо мной сидела красивая осанистая дама, нечто среднее между королевой и официанткой. Торт стоял перед ней.
— Кто это? — спросил я Татьянку.
— Жена самого Волобуева, — ответила она восхищенно.
Я не знал, кто такой Волобуев, но мне тоже стало приятно.
— А Червочкину видели? Ноги у нее синие, как у магазинного цыпленка, — хихикнула в лицо Волобуевой ее соседка слева.
Волобуева сразу похорошела, будто произнесли имя любимого.
— Она всегда гостей назовет, извините за выражение, целую капеллу,—добавила соседка справа.
— А вы, вы у нее бываете?—спросила левая.
— Чего вы меня на «вы» тыкаете? — дернулась первая.
— Много из себя мните! — бросила левая.
— Ничего я не мну, — швырнула обратно правая.
— Когда приезжали грецкие артисты,—прервала Волобуева, — Червочкина в фойэ ошокировала меня с ног до головы.
— А вы крэвэток едали? — почему-то спросил я.
— Да, кушала, — внимательно посмотрела на меня Волобуева, как на кусок стекла, попавшего в сладкий творожок.
Я взглянул на Татьянку. Она радостно алела — чистая кровь безо всякой примеси молока. Ее взгляд прилип к Волобуевой.
Комната бурлила, как кипящий котел. В накипевшей пене то там, то здесь появлялась богиня — моя Татьянка.
— Развлеки вон ту гостью.
Я посмотрел на молчаливую девушку и подумал — где же у женщин кончаются глаза?
— Вы так задумчивы... — начал было я.
— Женщина — это загадка, которая отгадывается только после свадьбы, — перебила меня девушка и показала зубы, розовые от губной помады.
— Ясно, — сказал я и решил, что ее лучше всего слушать, когда она молчит.
Дальше листать не имело смысла. Я налил себе холодной воды и залпом выпил. И налил еще, но выпить не успел — громко хлопнула дверь.
— Это кто ушел? — спросила Волобуева.
— Пустяки, — ответила Татьянка, — он работает троллейбусом.
Волобуева густо засмеялась, будто во рту налипло тесто. Спохватившись, засмеялись все, но чуть-чуть потоньше.
Татьянка смеялась грудным вкусным смехом будущей счастливой супруги. Широкие, мягкой линии плечи слегка колыхались. Грудь, будто отлитая из меди, скромно подрагивала. Стан, не талия, а стан, замер на могучих и нежных бедрах. Наверное, так смеялись богини до замужества.
Я смотрел на эту книгу и думал: «А нужно ли содержание под такой великолепной обложкой? Да и кто будет его искать, очарованный золотым переплетом? Буду любоваться за обедом, покажу приятелям и пройдусь вечерком по улице, чтобы встречные мужчины выворачивали шею».
— Но я не собираю таких книг, — сказал я, видимо, вслух.
Все посмотрели на меня. Я встал и пошел к выходу.
— Куда же вы? — удивилась Волобуева.
— Пустяки, я тоже работаю бульдозером. На лестнице меня догнала Татьянка.
— Ты меня шокируешь! Куда ты уходишь?
— К старичку с ниткой.
— Знаю я этих старичков! — ревниво добавила она.