Даже если бы Ковалева увидела сейчас перед собой бухгалтера, которого похоронили на прошлой неделе, и то бы меньше испугалась, потому что было бы ясно, что стоит бухгалтер, которого похоронили на прошлой неделе. Но перед ней стояло непонятно-жуткое существо с резиновой рожей, с громадными стеклянными глазами, и то ли с выпяченными губами, то ли оно грызло какую-то коробку с трубкой, то ли сосало трубку с коробкой. А сверху лежала шляпа, что было еще страшней, — одна зеленовато-резиновая морда без всякой головы.
Пуделев засосал через трубку воздух, чтобы сказать погромче, и чихнул.
— Ой! — тихо вскрикнула она, потому что существо дернулось и глухо ухнуло.
— Пуделев я! Общественник! — крикнул он.
Когда существо завыло, Ковалева хотела бежать к больному мужу, но ноги не двигались, будто она встала в цементный раствор.
— Пуделев я! Проведать мужа! — орал он что есть мочи.
У него уже мелькнула мысль снять на секунду маску и показаться, но вирусы могли сидеть и на жене — муж и жена одна сатана.
Тогда он в знак подтверждения, что зашел не просто так, а проведать, выдернул курицу из газеты и поднес к лицу Ковалевой, держа за длинную, как резиновая кишка, шею. Ковалева отшатнулась, но устояла.
— Петуха дали, паразиты! — закричал он.
Ему стало жарко, душно, стекла запотели.
— Да Пуделев я! — стукнул он себя петухом в грудь.
Ковалева наконец сделала шаг назад, не спуская глаз с беснующегося чудища с петухом.
Тогда он, чтобы она поняла его фамилию, которая происходила от пуделя, вдруг стал на четвереньки и, в противогазе, ловко перебирая ногами-руками, побежал прямо на нее, волоча петуха по полу и завывая под резиной, что он Пуделев.
Ковалева завизжала на весь дом и бросилась бежать по коридору, как от баскервилльской собаки. Пуделев вскочил и прыгнул на лестницу. Он несся по улице в противогазе, рассекая прохожих своим видом, как сиреной...
На второй день к нему подошел председатель месткома:
— Пуделев, выручай, есть срочная общественная работа. Тут от жильцов поступило заявление, что какой-то идиот пугает граждан резиновой маской. В дружине подежуришь сегодня, а?
— Это можно, — вздохнул Пуделев.
Первый гонорар
Давая мне в детстве подзатыльник, мама приговаривала: «Вот накажет тебя бог за непослушание». Действительно, я сделался сатириком.
Писатели считали меня несерьезным, потому что я не описывал природу. Читатели видели во мне зубоскала, ибо я не тянул им душу историями из жизни. Редакторы принимали меня за очернителя. Жена просто считала злобным без всяких аргументов.
Все это я к тому, что меня еще ни разу не печатали. Однажды приятель уезжал в район и прихватил несколько моих юморесок, дабы ознакомить провинциального читателя. Дня через три я проснулся почему-то от страха — в передней надрывался телефон. Было три часа ночи. Дрожащими спросонья руками взял я трубку.
— Междугородная! — крикнула телефонистка.
— Гу-гу-го-го,—завыла междугородная.
Я посмотрел на жену, стоявшую рядом в одеяле.
— Кто гудит? — тихо спросил я.
— Не узнаешь? — подвальным голосом ответил приятель. — Поздравляю, старина, твой фельетон я устроил в «Молодой колхозник». Жди гонорара.
Спать мы уже не ложились. Я был тихо ошарашен и расслабленно сидел на кухне в одних трусах. Жена открыла бутылку сока и зажарила все семь яиц. Ночью мы отпраздновали первый успех.
Не то чтобы меня интересовали деньги, но гонорара я ждал, как вещественного доказательства успеха. Ждал долго, пока не надоело.
И тогда в почтовом ящике нащупался перевод. Я вытащил его и, не взглянув, стал подниматься по лестнице. Если хочешь быть крупным писателем — научись спокойно получать гонорары.
В квартире я небрежно бросил перевод жене: вот, мол, а ты не верила. Она посмотрела и прыснула, будто взяла кипятку в рот. Тут и я посмотрел. В рублях стояло — 1, а в копейках — 65. Я стал бегать по строчкам, стараясь найти откатившиеся нули.
— И получать не пойду.
Не то чтобы меня интересовали деньги, но все-таки духовный труд.
Через неделю почта повторила вызов, но я опять не пошел. Еще дня через три позвонил почтальон:
— Получите деньги, а то они висят.
— Да не хочу я их получать.
— Будем ходить, пока не получите. Висят.
— Иди получи, — примиренчески сказала жена.
И я пошел.
В нашем микрорайоне построили студенческий городок. Когда я пришел на почту, то ахнул и воочию убедился в размахе высшего образования. Толстая очередь-анаконда обвивала столик с клеем. Я встал в ее хвост и начал наблюдать, как блаженно отходят студенты, шурша алыми кредитками. Через полтора часа меня подтянуло к окошку. Я уже изнемог, взмок и обмяк. Чем ближе надвигалось лицо почтового работника, тем больше я краснел. И когда протянул перевод, то набросил на глаза руку, как черную повязку.
— Рубель шестьдесят пять, — сказала она на всю почту, хотя передо мной никому не говорила.
— Ради бога, потише, — прошептал я.
— А что, разве не рубель...
— Да рубель, рубель!..
— Го-но-рар, — прочла она по слогам, и сразу все притихли.