С первой фразы: Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию

Разве есть какие-то сомнения, что это Робин, а не автор видит Марка как маленького мальчика, которому нужна мама? Хотя тут нет ни кавычек, ни курсива, нет никаких «она подумала», «задалась вопросом», «поняла» или «удивилась». В тексте нет ничего указывающего, что это мнение именно Робин. Почему? Потому что этого и не нужно. Мы и так все поняли. Точно так же мы поняли, что напряженные мышцы Марка — по ее мнению, хороший знак. С точки зрения автора, она может ошибаться — и это одна из причин того, почему мы читаем дальше. Мы хотим узнать ответ.

Заметьте, как и в повествовании от первого лица, ни один герой в повествовании от третьего лица не может точно знать, что чувствуют другие и что они собираются делать. Как и в жизни, герои могут только строить предположения. Довольно часто такие предположения что-то рассказывают о героях, которым они принадлежат, как это продемонстрировано в романе «Женщина в красном» на примере Салевана и его сдержанной внучки-гота Тэмми:

«Она задумчиво кивнула. По выражению ее лица он мог бы сказать, что она сейчас перевернет все его слова и использует их против него самого, — у нее это хорошо получалось»[50].

Джордж не говорит, что Тэмми сейчас вывернет слова Салевана. Это скорее Салеван сделал такой вывод, заметив выражение ее лица. Отсюда следуют три вывода: он думает, что это произойдет; этого может и не произойти; но самое главное — он чувствует, что она неправильно поняла его слова. Итак, если «Женщина в красном» написана от третьего лица с использованием всеохватывающего повествования, а Джордж хочет рассказать, поняла ли на самом деле Тэмми слова деда, то может ли автор раскрыть секрет прямо в следующем предложении, передав мысли девочки?

Нет, автор не может этого сделать, потому что это будет писательским грехом, который называется «скакать по головам».

Скакать по головам

Каждая сцена должна быть написана от имени только одного из героев. Поэтому, раз Джордж начала писать сцену от имени Салевана, в том же духе она должна и продолжать. Почему? Потому что перескакивание с одной точки зрения на другую раздражает и ломает повествование. Выглядит это так:

«Энн расхаживала из стороны в сторону и ждала, пока Джеф опомнится и расскажет ей, что случилось. Он уже рассказал своей жене Мишель о них? Почему он выглядит таким убитым? Она надеялась, что это что-то хорошее, но, как ни старалась, не могла придумать ни одного положительного события, из-за которого он мог бы сгорбиться на краешке дивана и пялиться на грязный потрепанный ковер. Когда у нее кончилось терпение, она повернулась к нему.

— Джеф, что такое? Что не так?

«Она все знает, — подумал Джеф. — Я это чувствую. Конечно, я рассказал о ней Мишель. Кто знал, что она рассмеется и скажет: «Ну давай, беги к этой неудачнице. Я уверена, что она из тех женщин, у которых полный дом нечищеных ковров». Я был таким дураком. Но как сказать Энн, что все кончено? Может, если просто сидеть и смотреть на этот ковер, она сама все поймет? У женщин ведь хорошо развита интуиция».

Когда Джеф не ответил, у Энн упало сердце. Это могло означать лишь одно: он все рассказал Мишель, и она опять завела песенку о грязных коврах. Она ими просто одержима, даже открыла свой бизнес по чистке ковров в прошлом марте. Боже, Джеф — такой дурак!»

Немного дезориентирует, не так ли? Но почему писатели так пишут? Потому что они считают, что это единственный способ передать важную для конкретной сцены информацию. Но так ли это? Не совсем. В действительности существует язык, который выражает мысли лучше, чем слова. Давайте с ним познакомимся.

Язык тела