С первой фразы: Как увлечь читателя, используя когнитивную психологию

Тем временем настоящего Салли побили и отобрали у него чек на $5000, которые он хотел передать бездомным перед тем, как вернуться в Голливуд. У Салли помутилось сознание, он нападает на железнодорожных полицейских, и его арестовывают. Он говорит им свое имя, ожидая, что будет дальше. Но у него нет идентификационного номера, а заголовки газет пестрят сообщениями о его смерти, а раз так, кто ему поверит? Никто. Он осужден и отправляется в исправительно-трудовой лагерь – по крайней мере, жизнь подарила ему опыт, о котором он мечтал: человеческие страдания без «избавительных оговорок». Цель достигнута. Теперь, когда он вернется в Голливуд, он уже будет обладать знаниями, необходимыми для постановки фильма об истинных человеческих страданиях.

Однако урок, который усвоил Салли, оказался совсем не таким, как он ожидал. Теперь он знает не понаслышке, что менее всего страдающие люди желают смотреть на других страдающих людей. Они хотят сделать перерыв в своих страданиях. Они хотят смеяться и на мгновение забыть о всех невзгодах. Они предпочитают смотреть фильмы вроде «Ой-ой на сеновале» и радоваться тому, какой чудесной и беззаботной может быть жизнь.

В конце, когда уже произошли все возможные несчастья, Салли получает тот опыт, который ему дарит замечательная история: он возвращается в то место, откуда начал, и видит его по-другому. Мир не изменился. Изменился герой.

Если бы писатель и режиссер Стёрджес проявил милосердие, в конце фильма Салли пришел бы к выводу, что, несмотря на все свои старания, он так и не понял, каково это, когда ты лишен всех гражданских прав. Но ведь автор старался, разве нет? Так что он все равно проделал отличную работу, верно? Не верно. Потому что до тех пор, пока Салли не оказался в тюрьме без какой-либо возможности оттуда выбраться, ситуация была у него под контролем. А если вы держите испытание под контролем, то это вообще не испытание. Стёрджес это знал, поэтому не стал в последний момент спасать Салли от каторги и просто позволил жизни нанести герою свой удар. Этим он оказал Салли большую услугу. Как говорится, «нет более несчастного человека, чем тот, кто никогда не был несчастлив; самое большое разочарование в жизни – никогда не познать разочарование». Убедившись в том, что Салли по-настоящему страдает, Стёрджес подарил ему возможность стать лучше.

Почему так важно причинять любимым боль

Хотя писателям непросто бить своих героев, стрелять в них, колоть и причинять боль другими способами, есть кое-что, что кажется им еще более сложным: унижение. В конце концов удар есть удар; это воздействие физическое, внешнее – как только утихнет боль и заживут раны, все будет прощено и забыто. К тому же физическую боль можно скрывать от окружающих. Не обязательно всем о ней рассказывать. Но как быть с унижением? Это вещь публичная. В отличие от физической боли унижение кое-что о вас говорит: вы совершили ошибку, и вас в этом уличили. «Социальная боль» – унижение, обида, стыд – явление продолжительное; даже если пройдут десятки лет, вы в полной мере будете ощущать эту боль всякий раз, когда о ней вспомните{135}. Неудивительно, что слово «устыдить» можно заменить словосочетанием «сгореть от стыда», потому что именно этого мы и жаждем, когда испытываем стыд.

Тем не менее это лучший способ помочь героям развиваться.

Очень жаль, что писатели так редко заставляют своих героев переживать такие вещи, как унижение и стыд. Не нужно перечитывать «Пигмалиона», мы и так знаем, что авторы иной раз влюбляются в свое творение. Сами того не подозревая, они сглаживают для героя острые углы, «кидая ему мяч, только когда он видит» – подобно заботливым режиссерам, которые наводят камеру с таким расчетом, чтобы звезда в кадре выглядела идеально. В реальной жизни ставить человека в неловкое положение не приветствуется. Так или иначе, одно дело – потерпеть неудачу, когда никто не видит, и совсем другое – опростоволоситься при свидетелях. Это как если бы Джон окончил престижный юридический факультет и завалил выпускной экзамен. Причем дважды. «Ну, по крайней мере, никто, кроме меня, об этом не знает», – думает он. А если это Джон Кеннеди – младший и заголовки нью-йоркских газет гласят «Сынок президента оплошал»? Потерпеть неудачу у всех на виду стыдно. Но эти неудачи нас меняют, и не важно, берем ли мы псевдоним и переезжаем в другой штат, прикидываясь другим человеком, или принимаем вызов, как это сделал Кеннеди. (На заметку: он не отступил, сдал экзамен и выиграл все шесть дел, пока работал в прокуратуре округа Манхэттен.)