Когда мудрость войдёт в сердце твоё и знание
будет приятно душе твоей, тогда рассудительность
будет оберегать тебя, разум будет охранять тебя,
дабы спасти тебя от пути злого, от человека,
говорящего ложь, от тех, которые оставляют
пути прямые, чтобы ходить путями тьмы...
В крепостях иметь непрестанно великую осторожность,
ибо приморския крепости весьма разность имеют с теми,
которые на сухом пути... А на море так безвестно есть,
как человеку с своей смерти. Ибо получая ветр свободной,
без всякого ведения может внезапу придти и всё своё намерение исполнить...
Думному теперь уже советнику Прокопию Возницыну поручено было вести переговоры о мире, а на худой конец о перемирии. Прокопий был обстоятелен и твёрдокамен. Мир с турком был весьма надобен. Не заключивши его, нельзя было начинать новую войну — со шведом.
Всё взвесил царь Пётр. И выходило, что покамест на Черном море ему не бывать да и к дому же было оно удалено от европейских морских путей. К ним же более всего он стремился.
Вот ежели выйти на Балтику! Ох, до чего приманчиво! Да ведь близок локоток, ан не укусишь. Там, на берегах Балтики, видел царь выход в Европу. Там пролегали все главные морские пути. Для всего: для торговли в первую очередь, для наученья, для войны... Да, оттоль всех можно достать по-быстрому.
Утвердившись на Балтике, можно диктовать свою волю. И стать в первом ряду европейских держав, а то всё числили Россию в державах азиатских.
Возницын меж оттоманов стоял как скала. Ни на какие компромиссы не шёл, но и турок не поддавался. Словом, нашла коса на камень, и ни туда, ни сюда. Да и послы христианских, то бишь единоверных государств не только не подпирали его, но и чинили ему всякую противность. Особливо посол английский.
Поначалу мирный конгресс решено было созвать на цесарской земле: в этом были заинтересованы прежде всего сами цесарцы, потом венециане, голландцы и другие государства, участники Священной лиги, которая в той или иной степени сплотила тех, кто вёл давнюю борьбу с турками.
В местечко Карловицы на Дунае невдалеке от Белграда приплыли все полномочные. Задавали тон цесарцы-австрийцы. Их было более всех. Возницын как был в Вене главным от Москвы, так и отправился на переговоры, благо путь был недальний, по реке на галерах.
Меж переговорщиков с турецкой стороны оказался старый знакомый Прокопия отуреченный грек-фанариот Александр Маврокордато. Он занимал высокую должность великого драгомана, то бишь переводчика-секретаря, первого и главного.
Фанар — квартал в Константинополе, где осели осколки знатных византийских родов, образовавших сословие фанариотов. Они служили туркам верой и правдой, забыв родовую гордость. Из них вышло немало господарей дунайских княжеств Валахии и Молдавии. И Маврокордато был из таких.
Возницын ему обрадовался. Он привёз с собою а Карловицы не только свой персонал, но и много чего для подкупу — для дач. Это было в обычае. Притом что мягкой рухляди и собольих шуб у него хватало. Он знал, что Маврокордато падок на дачи, иначе говоря, его легко купить. И весьма понадеялся на это.
Но византиец был вёрток как уж. Он, конечно же, обещал Возницыну всяческое благоприятствование, но интерес своих хозяев-турок блюл в первую очередь. Знал, отлично знал, что стоит им проведать о тайных переговорах, как его голова будет вялиться на ограде султанского дворца. Поэтому он известил Возницына запиской: «О делах же, о которых изволишь напоминать поговорить нам обща, прежде общего съезда и разговора, со всякою радостию, со всяческим дерзновением изволь мне их написать, таинства ваша сохраню и ответ вам дам о всех».
Возницын не помедлил с ответом. Он просил драгомана содействовать заключению если не мира, то перемирия особо с Россией, а с остальными... Что ж, пусть великая Оттоманская империя продолжает войну со Священной лигой, Москва тому не станет противиться.
Ход был простоват, ничего не скажешь. И разумеется, турки не клюнули.
— Вот тебе шуба соболья, господине, коли невмочь иначе, добейся хоть перемирия, — причитал Возницын. — Зело нужно, а ещё и Керчь в придачу. У вас всего и так много, ну что вам Керчь, она некогда нашей была и звалась Корчев.
— О перемирии стану хлопотать, склоняя пашу, а вот про Керчь забудь, того никак нельзя.
— Охота великому государю Керчь заиметь, уж так хочется! А коли выгорит, он так тебя вознаградит, что в злате купаться будешь.