- Сетка у тебя панцирная… А я вот на втором ярусе перебиваюсь. - На его безбровое, веснушчатое лицо набегает тень. - Не сложилась моя жизнь… Высокие замки строил. Оказывается - на песке. Послужную мою небось читал? Всех вас хотел удивить - подался в артисты. Но вовремя ушел. Иначе быть бы мне вечным статистом. Не с моим носом Отелло играть! А после все вверх тормашками пошло. Даже на библиотекаря не выучился - стыдно стало хлеб у девчонок отбивать. Сюда ехал - тропики каждую ночь снились, кокосы, Южный Крест. А где они, пальмы с орехами? Два бачка картошки за час до подъема. Тропики где? Нынче квадрат «А», завтра район «Б». Южный Крест! Неделями обычного Солнца не видим! Правда, смирился и привык. Но к ракетам так и остался равнодушным. Да что мне? Я - тягловая сила. Тяну себе помаленьку до демобилизации, а там снова мотанусь за счастьем по белому свету.
Я молча слушаю Валькину исповедь. Сейчас мне нечего возразить ему и нечем ободрить. На языке вертятся только слова: «долг», «обязанность», А ими-то, я чувствую, Вальку не прошибешь.
- Боюсь, что и ты, Вася, быстрехонько набьешь себе здесь шишек. Заест тебя романтика авралов и больших приборок, - подытоживает Валька.
Вольский решил сразу же ввести меня в курс всех лодочных дел. Я словно тень хожу с ним по тыловым учреждениям, учусь оформлять документы, принимать и сдавать имущество.
А капитан-лейтенант продолжает наращивать темпы обучения.
- Лучшая школа - практика. Самый верный индикатор - собственный нос, - любит повторять Вольский.- Будешь принимать одну из ракет самолично,.-предупреждает он меня.
Впервые в жизни на мои неокрепшие плечи сваливается такая ответственность. Я суетливо бегаю вокруг транспортной тележки, на которой лежит ракета, останавливаюсь то у ее приборного отсека, то возле двигателя. Капитан-лейтенант - он сидит поодаль на раскладном стуле - подзывает меня.
- Не мельтешись, - вполголоса говорит он. - Главные качества командира - спокойствие и уверенность в себе. У тебя на руках контрольный лист. Твое дело рас-.ставить людей и проверить по порядку каждый пункт этого документа.
Я чувствую недовольные нотки в его голосе, «Это тебе не мелком по доске»,- скептически думает, наверное, он.
Возвращаюсь к расчету. Рядом со мной работает на штеккерных разъемах матрос Королев. Он догадался, о чем шел у меня разговор с Вольским: в уголках Валькиных губ прячется усмешка. И все-таки ошибаешься, Валька, не начали сбываться твои предсказания! Набью сколько угодно шишек, но своего добьюсь…
Мы с ним не договаривались, но в служебное время Королев со мной подчеркнуто официален: «Есть, товарищ лейтенант», «Разрешите, товарищ лейтенант?»
С некоторых пор он перестал заходить ко мне в общежитие. И вот почему. Валька хорошо разбирается в электронных схемах, и я предложил ему взять шефство над Саркисяном.
- Нет уж, избавьте, товарищ лейтенант, - заартачился он, - я совершенно не способен к дрессировке. Кроме того, я не слоняюсь из угла в угол и не забиваю «козла» в свободное время. Представьте себе, я читаю книжки! Художественные, - особенно выделил он последнее слово, - Вам бы хотелось, чтобы я читал только эксплуатационные инструкции? Или учебники из вашей личной технической библиотеки?
- Не паясничай, - сказал ему я, - ты не в театральном училище. Можешь усмехаться сколько хочешь, но я действительно люблю свою специальность!..
Мы с ним находились в приборном отсеке. Здесь стоял топкий, едва уловимый запах краски. Безликие, похожие друг на друга, отдыхали под чехлами узлы счетно-решающего устройства.
- Смотри! Вот тот автограф глубины я назвал Архимедом. Гирокомпас - Галилеем. Твой автомат - Лобачевским. Разве он не достоин этого имени? А наш центральный прибор я величаю Эйнштейном! Тебе никогда не приходило в голову - целые поколения людей столетиями бились над принципами работы этих приборов. И теперь ими управляем мы, ты и я, не гении - простые люди. Только за одно это можно проникнуться уважением к нашей профессии. - Разволновавшись, я ласково - поглаживал шероховатые от топорщившихся под чехлом нивелиров и рукояток бока «Эйнштейна». Валька без улыбки, внимательно глядел на меня. Может быть, что-нибудь запало в его душу?..
Я смотрю в контрольный лист. Следующей идет Валькина операция. Но нужная, для этого горловина на ракете задраена, и на ней краснеет сигнальный флажок.
- Товарищ Королев! - окликаю его. Он удивленно вскидывается.
- Разъем сто восемьдесят два, - подсказываю я.
- Соединен, - говорит Валька. - Соединен и законтрен. Но если вы сомневаетесь, я могу снова… - В его глазах вспыхивают злые огоньки. Эх, Валька, Валька, ничегошеньки-то ты не понял! Я на секунду теряюсь, оглядываюсь на Вольского. Тот, кажется, не смотрит в нашу сторону.
- Хорошо, - говорю я и делаю отметку в листе.