С риском для жизни.

Теперь я поняла, почему они начали меня подозревать. Они поймали меня с поличным. Четыре пары глаз сверлили меня.

— Герда, ведь я же вам говорила, что уже пять лет у меня не было никаких сведений о Карле. Впрочем, не понимаю, почему я вам все это объясняю?

— Вы здесь живете уже три недели,— сказал Чарлз,— чего вы ждете?

Должна ли я раскрыть себя, предложить им свои услуги? Мгновение я колебалась. Накануне они не реагировали на мое замечание, что у меня нет денег. И я решила, что в ответ на их негодование я должна перейти в наступление.

— В чем же дело? Вы знаете, что я завтра уезжаю.

Очередь была за Гердой.

— Вы увезете с собой сведения. Ничто не поколеблет нашего убеждения. Вы занимаетесь шпионажем в пользу Франции.

— Да, вы шпионка,— повторил Тэдди.

Мое лицо покраснело от ярости. Они посмотрели на мой чемодан, и я поняла, что они в нем рылись. У меня не оставалось никаких сомнений относительно функций моих хозяев в Швеции. Герда Нербутт, несомненно, была одной из тех ловких «фрейлейн», которыми так гордилась Германия.

«Заставьте немцев вас завербовать»,— сказал мне капитан Ляду на прощание.

Я не думала, чтобы в такой германофильской стране, какой была Швеция во время войны, немцы доверились бы агенту вроде меня, который только что прибыл из Франции, совершенно не зная здешних обычаев. Это значило вооружить против себя шведскую полицию, с которой я уже имела печальные встречи.

Гер да подошла ко мне и, посмотрев в глаза, заявила:

— Знаете ли вы, что вас ожидает в нейтральной стране, если будет доказано, что вы шпионка?

— Моя дорогая Герда,— ответила я ей, поддразнивая ее,— вы меня пригласили к себе. Если где-то и есть шпионы, то искать их надо в другом месте. Во всяком случае, я полагаю, что без оснований не обвиняют и в Швеции.

Герда с прежним враждебным видом схватила мой чемодан, открыла его и вытащила два незнакомых мне конверта.

— А это,— сказала она,— как вы объясните это?

Оба шведа-полицейских с интерсом следили за происходящим. Для них моя виновность не представляла никаких сомнений.

— Это уж чересчур! — вскричала я.— Как вы только посмели это устроить?

Я взглянула на конверты: один был получен из Германии и адресован на отель «Астория» в Стокгольме; другой, по-видимому, посланный из Франции, был прислан мне на адрес виллы в Вестеросе. Текст писем был написан тайными чернилами и проявлен. Я не стала тратить времени на чтение этих писем. Это были фальшивки, и их содержание меня мало интересовало. Немецкое письмо имело марки немецкие, на французском письме была французская марка. Но это письмо никак не могло быть отправлено из Франции.

Я жила в вестеросской вилле три недели. Для того же, чтобы мой новый адрес мог стать известным во Франции, нужно было не менее двух месяцев. К моему счастью, мои противники допустили ошибку во времени.

Я со смехом вернула им письма.

— Это слишком по-детски, инсценировка не выдерживает критики. Письма адресованы мне, но они сфабрикованы, это не мои письма.

Мои обвинители на мгновение растерялись. Неужели я ускользну? Я продолжала по-прежнему гневно и презрительно:

— Разрешите мне одеться. В Вестеросе, конечно, есть французкий консул. Он разберется в этом инциденте. Я не настолько хорошо владею немецким языком, чтобы продолжать этот спор.

— Слишком поздно,— сухо сказала Гер да.— Вам придется разбирать этот вопрос с вашим консулом завтра, если только вы сможете это сделать. А сейчас вам придется пойти с этими господами, которые пришли сюда, чтобы арестовать вас.

«Эти господа» были те два коренастых человека, которые по всем признакам не были расположены меня выслушать. Откуда у них была такая твердая уверенность? Настоящие шведы, они были более склонны к тому, чтобы выслушать немцев, а не француженку, и решение их было, очевидно, сделано не в мою пользу.

Во второй раз мне приходилось иметь дело со шведской полицией. Три недели назад я дала обещание уехать. Несмотря на то что я не совершила ни одного компрометирующего поступка, фальшивки Чарлза и Тэдди могли меня погубить, особенно при наличии враждебного отношения ко мне со стороны полицейского комиссара. Законы в нейтральных странах очень определенны. Малейший повод, сомнительные данные — и я могла попасть в тюрьму, в которой я рисковала просидеть до конца войны.

— Будьте добры оставить меня одну, чтобы я могла одеться.

Они поклонились и вышли, немного смущенные.

Оставшись одна, я подождала немного. Окно было открыто и выходило в поле. Луна выхватила из темноты кустарника длинную аллею зеленых елей.

Я спокойно стала одеваться. Сбежать? Но моя комната была во втором этаже, и я, выпрыгивая из окна, рисковала сломать себе ногу. Кроме того, бегство походило бы на признание. Самым лучшим было и дальше отражать нападение лицом к лицу.

Не без волнения спустилась я вниз, держа в одной руке чемодан, в другой Мину. Мои необыкновенные друзья ждали меня в зале в обществе супругов Адам, владельцев дома.