На севере и на юге недалеко от передовой линии располагались, соответственно, наши 15-я и 21-я танковые дивизии. Из них сформировали две боевые группы, в соответствии с оборонительными планами, разработанными Роммелем до его отъезда на лечение в Германию. Это было нашим серьезным промахом. Роммель планировал независимое существование этих групп только на период, предшествующий предполагаемому удару противника. После нападения, когда станет ясным направление главного удара противника, они должны были немедленно объединиться, поскольку только объединенные танковые силы могли противостоять мощному танковому кулаку, созданному Монтгомери. Роммель никогда не позволил бы своим танковым дивизиям встретить врага и быть разгромленными поодиночке, ведь он сам уничтожал подобным образом танковые части противника.
Байерляйн, начальник штаба, был в отпуске. Роммелю пришлось срочно вернуться, чтобы спасти положение. В первый же день наступления Монтгомери у генерала Штумме случился сердечный приступ, когда часть, в которой он находился, подверглась атаке с воздуха. Водитель Штумме даже не заметил, как тот вывалился из машины на песок. Его тело было найдено позже.
Разведывательные сводки из Берлина сообщали нам, что британцы не начнут наступление раньше конца месяца…
В полдень второго дня битвы Гитлер позвонил Роммелю в госпиталь в Германии и попросил его немедленно вернуться в Африку. Положение было отчаянным. Роммель прошел всего трехнедельный курс лечения, и до выздоровления было далеко, но он и не подумал сказать «нет». Он вылетел в ту же ночь еще до рассвета, сделав остановку только в Италии, чтобы получить информацию о том, как складываются события, и в особенности выяснить, получают ли его войска достаточно горючего, прибывают ли танковые подкрепления и послал ли Кессельринг многоствольные минометы, которые обещал Гитлер. И уже через пару часов после захода солнца той же ночью он был в штабе танковой группы.
Я полагаю, что он уже тогда знал, что Эль-Аламейн для нас потерян: он узнал, как мало горючего было у Африканского корпуса. Он сказал Байерляйну, что мы не сможем победить, но отчаянно пытался восстановить положение. Он был на ногах почти целую ночь, планируя контратаку на хребет Кидни (хребет Митейрьек) на севере. Он стремился собрать свои танковые части в единый кулак, что нужно было сделать гораздо раньше. 15-я танковая дивизия была практически разгромлена, поэтому он велел 21-й танковой и итальянской дивизии «Ариете» идти на север и выдвинул 90-ю дивизию и итальянскую дивизию «Триест» из тыловых позиций для защиты фронта рядом с морем.
Контратака, лично возглавленная Роммелем, была отбита нашими старыми врагами средними бомбардировщиками и 25-фунтовыми орудиями. На следующий день он предпринял еще одну попытку, но вновь был разбит. Он потерял танки, которые теперь нечем было заменить. 9-я австралийская дивизия оттесняла его все дальше назад.
Через три дня боев Монтгомери сделал перерыв для перегруппировки своих войск. (Южноафриканцы, за исключением своей группы преследования на бронемашинах, выполнили свою основную задачу в эль-аламейнском сражении, и нам не суждено было увидеть их до боев в Италии.) Под Тель-эль-Аггагиром начиналось самое ожесточенное танковое сражение за всю операцию. Обе стороны несли тяжелые потери, но мы пострадали сильнее. Наши танки были почти полностью уничтожены: уцелело лишь несколько групп.
Операция Монтгомери «Сверхудар» – новое наступление после операции «Факел» – была концом Эль-Аламейна. 21-я танковая дивизия нанесла свой последний мощный удар, и, хотя в какой-то момент показалось, что она одолеет своего старого противника – британскую 1-ю бронетанковую дивизию, была окончательно разбита. В ночь с 2 на 3 ноября Роммель пришел к решению об отступлении.
В ту ночь он передал по радио свое решение и его обоснование в ставку Гитлера. Гитлер получил его только на следующий день: когда пришло это сообщение, дежурный офицер не смог его разбудить. (Его за это понизили в звании.) Гитлер пришел в ярость и принялся ругать Роммеля.
Отступление Роммеля продолжалось, когда из ставки Гитлера поступила радиограмма: «Обстановка требует, чтобы позиции под Эль-Аламейном удерживались до последнего солдата. Об отступлении не может быть и речи. Победа или смерть! Хайль Гитлер!» В радиограмме значилась личная подпись Гитлера. По тем или иным причинам, хотя мы уже отступали, это сообщение было передано всем частям Африканского корпуса.
Эта смехотворная радиограмма вовсе не способствовала поднятию нашего боевого духа. Но в то же время, получив ее и будучи обязанным подтвердить это, Роммель не мог ее игнорировать.