С/с. Том 19

— Как же так? Совсем недавно это имело такое значение для вас, что вы решились убить собственного отца. Получается какая-то неувязка. Вы обставили убийство таким образом, что оно выглядело несчастным случаем. Комиссия решила, что так оно и есть. Капитан Кэмпос согласился с вердиктом. Вам ничего не угрожало. Вы могли спокойно потребовать и получить то, ради чего вы его убили: двадцать тысяч долларов. Но вы этого не сделали. А теперь вы сидите здесь и заявляете, что это не имеет значения.

— Будь вы на моем месте, вы бы сказали иначе?

Дэйв пожал плечами.

— Вас же никто не гнал сюда силком, вы явились по собственной воле.

— Вы старались меня найти.

Парень наклонился вперед, потянувшись к пепельнице, стоявшей перед капитаном. Это было небольшое блюдечко из стекла. Питер машинально стряхнул в нее пепел, не отдавая себе отчета в своих действиях, потому что неотрывно смотрел на Дэйва.

— Моя мать сказала мне. Вы знали, что я его убил.

— Вовсе не из-за этого вы не возвращались домой. Обо мне вы впервые услышали лишь вчера. Или я ошибаюсь? Вы виделись с кем-то до этого? С каким-то человеком, с которым я разговаривал? Так ведь, Питер?

На какое-то мгновение его глаза широко раскрылись.

— Нет!

Он быстро затряс головой. Выражало ли это также и испуг? Дэйву показалось, что да.

— Где вы были? С кем?

— Ни с кем. Я был совершенно один.

— Только вы и ваша гитара, — усмехнулся Дэйв. — С вашей стороны было большой ошибкой забрать из дома гитару. Ее отсутствие показало Эйприл, что вы побывали у отца в тот самый вечер.

Парень нахмурился.

— Но я же…

И тут же прикусил язык, взглянув на Кэмпоса.

— Пожалуйста, можно взять еще одну сигарету?

Кэмпос протянул ему свою пачку и даже дал прикурить.

— Спасибо.

Дэйв продолжал:

— Вы ужинали с отцом. Еда была скудной. У Эйприл постоянно было туго с деньгами, тут уж не до изысканных блюд. Яичница, не так ли?

— Да. Нет, не помню.

— Это было консервированное блюдо из мелко нарубленного мяса с овощами… У меня получилось очень торжественно. На самом же деле овощные консервы с мясом. Обе ваши тарелки остались невымытыми.

Парень поднялся и обратился к Кэмпосу:

— Мой адвокат сказал мне, что я вовсе не обязан отвечать на вопросы, когда его нет.

— Твой адвокат был прав.

Кэмпос отодвинул свой стул, его ножки царапнули пол, поднялся, нажал на кнопку звонка, потом передумал, распахнул дверь и громко гаркнул:

— Нейс? Липски?

Два белокурых верзилы появились вместе с резким запахом кожи и дешевого туалетного мыла. Они увели Питера Оутса.

Дэйв передал Кэмпосу бумагу.

— Это никуда не годится.

Тот сощурился:

— Что ты имеешь в виду?

Дэйв поднялся и устало произнес:

— Его же там не было. Где он находился? Почему признался? Вот что нужно выяснить в первую очередь.

— Только не мне! — огрызнулся Кэмпос. — С моей точки зрения, дело закончено. Окружной прокурор удовлетворен. Он будет еще больше доволен, когда я сообщу ему про гитару. А у меня на руках еще с десяток других дел, так что некогда мне заниматься такими пустяками.

18

Единственный прожектор для подсветки бросал белый сноп света прямо вниз сквозь черноту комнаты. Пол был окрашен в черный цвет, поэтому свет не рассеивался.

Толстый Виттингтон был облачен в русскую деревенскую рубашку из белого полотна с вышитым воротом, манжетами и каймой. Свет отражался от этого полотна, вырывая из темноты неясные очертания предметов.

Виттингтон вышел из освещенного круга. Какие-то темные фигуры стали пробегать через него: девушки, юноши… Длинные волосы, джинсы, трико, в руках блокноты с ролями… Видимые отчетливо, совершенно невидимые.

Дэйв спустился по ступенькам, устланным дорожкой, которая заглушала его шаги. Прикрыв глаза рукой, он отыскал Виттингтона в дальнем углу. Прищурившись, пустился в обход темной границы открытого пространства.

Виттингтон объяснял:

— Ты слышишь горестный свист, Наташа. Нет, не двигайся, замри. Потом, поскольку он не повторяется, подними голову. Сама стой совершенно неподвижно. Не надо глазеть на потолок, и не верти головой. Подними ее. Медленно. Дюйм, два дюйма, теперь ты смотришь поверх голов зрителей. Нет, нет, никаких эмоций! Полнейшее равнодушие. Вот так. Хорошо. Теперь…

Его голос звучал уже в другом направлении:

— Свист прекращается. Иван и Марья начинают смеяться. Легко, обрадовавшись друг другу. Иван, ты входишь, держа Марию за обе руки, ведешь ее. Оба продолжаете смеяться. Нет, Иван, повернись спиной, разве ты не помнишь? Так, чтобы Мария увидела Наташу до того, как ты ее заметишь. Она смотрит на нее. Выйдите и повторите все сначала.

Виттингтон взглянул на Дэйва.

— Не сейчас, я репетирую.

— Я могу понять, что вы делаете, но не понимаю, что делает Питер Оутс.

— Я же сказал вам в прошлый раз, что не знаю, где он находится.

— Это больше не проблема.

— И никогда не была моей проблемой.

Виттингтон сложил руки на жирной груди и повернулся, наблюдая за тем, как артисты передвигались в полутьме, являя собой живое воплощение игры светотени. Наташа принялась плакать.

Дэйв сказал:

— Он явился в полицию и заявил, что убил своего отца.

— Что???