С/с. Том 4

— С помощью ключа. Ты знаешь, это такая металлическая штучка, которую всовывают в замочную скважину, поворачивают, и дверь открывается. А ты и не знала, что у меня есть ключ?

— Нет. Отдай его мне сейчас же. Я не хочу, чтобы ты входил в мою квартиру, когда тебе вздумается.

— К тебе? Это значит, ко мне. Мне кажется, я имею право.

— Если ты не отдашь сейчас же ключ, я сменю замок. С того момента, как здесь стала жить я, это уже не твоя квартира.

Брэдли мгновение колебался. Затем, поскольку у него был еще один ключ, вытащил этот из кармана жилета и протянул Клер.

— Если настаиваешь, милая… А бумажник?

— Ты думаешь только об этом.

Она открыла сумочку и выбросила бумажник. Тот упал на пол. Брэдли наклонился и поднял его.

— Тебе совсем не обязательно вести себя как уличная шлюха, — пробормотал он.

— Заткнись, — оборвала она, подходя к бару.

Брэдли пересчитал содержимое бумажника.

— Не так уж и плохо, — сказал он, показывая золотые зубы, — неплохая компенсация за некоторые хлопоты.

Он сложил шесть билетов по пять фунтов и положил их себе в карман, а остальные протянул Клер, которая приняла их с совершенно безразличным видом.

— Ну-ну, милая, ты ведешь себя нехорошо, — сказал Брэдли, беря ее за подбородок.

Клер резко отступила:

— Не прикасайся ко мне!

— Ай-яй-яй, ангелочек, куда же подевались твои хорошие манеры? Когда занимаешься такой работой, как у тебя, нужно всегда о них помнить, — сказал он с насмешкой. — Как зовут твоего парнишку?

— Я не знаю, он мне не говорил.

— Неважно. Я все слышал: он работает у Муни на Леннокс-стрит.

Клер вскочила.

— Зачем тебе это?! — воскликнула она, хватая Брэдли за рукав.

— Посмотрим, — усмехнулся он. — Три сотни фунтов на дороге не валяются. Надеюсь, ты не собираешься упускать подобный случай?

— Не будь идиотом, я его никогда больше не увижу. К тому же деньги он хранит в банке.

— Ну и что? Он потратит их на тебя, если ты предоставишь ему такую возможность. Не бойся, он обязательно позвонит. Забавно, но все эти бравые ребята одинаковы.

Клер сжала кулаки. Казалось, еще мгновение и она ударит Брэдли, но все же она сдержалась и только слепа передернула плечами.

Брэдли схватил девушку и развернул лицом к себе:

— Спокойно, милая, я хочу провести часок с тобой. Избавь меня, пожалуйста, от душещипательных сцен. И не забывай, что без меня ты ничто.

Она попыталась освободиться, но он крепко держал ее.

— Пошли на постельку.

— Нет, не хочу. Оставь меня, скотина!

— Пошли по-хорошему, лапочка, а то…

— Что, а то?

Они посмотрели друг другу в глаза, затем Брэдли отпустил ее плечи и, взяв за лицо потными ладонями, притянул к себе.

— Ты миленькая малышка, — сказал он, приближая свое лицо к ней.

Дрожа, она закрыла глаза и через силу подставила ему губы.

— Ты только представь, что это он тебя целует, — прошептал Брэдли. — Ночью все кошки серы, и, кроме того, ты потренируешься.

И он повел ее в спальню.

Глава 5

Сильный запах селедочного бульона встретил Гарри, когда он открыл дверь дома, в котором жил, и вошел в темный коридор. Где-то внизу миссис Вестерхэм, домовладелица, во все горло распевала грустную мелодию. Это мог быть и гимн, и колыбельная, и романс.

Гарри на мгновение замер, прислушиваясь, и решил, что это все же гимн. Миссис Вестерхэм начинала петь с самого утра.

«Когда живешь одна, — призналась она однажды Гарри, — нужно или разговаривать самой с собой, или петь. Я не умею разговаривать сама с собой, поэтому пою».

Гарри жалел ее. Сам он никогда не скучал. Он часто оставался один, но не чувствовал себя одиноким. Вокруг происходило столько интересного…

«В этом и секрет, — думал он. — Нужно лишь уметь интересоваться людьми, которые живут вокруг нас, ходят по улицам, заходят в бары».

Гарри не собирался становиться таким, как миссис Вестерхэм — петь гимны с утра и до позднего вечера, представляя себя солисткой Ла Скала.

Он хотел было пойти поговорить с ней, но на этот раз воздержался. На его решение повлиял стук пишущей машинки Рона. Гарри была сегодня вечером необходима исключительно мужская компания. Только другой мужчина может понять его.

В большой комнате, где жили они с Роном, дым стоял столбом, хоть топор вешай.

Рон, как всегда, забыл открыть окно. Он сидел на бамбуковом стуле в одной рубашке с закатанными рукавами и, неистово затягиваясь трубкой, барабанил по клавишам пишущей машинки. Куча исписанных листов, валяющихся вокруг на полу свидетельствовала, что он уже работал довольно долго.

Рон приветственно махнул рукой.

— Секундочку, я сейчас закончу, — и принялся за работу с такой скоростью, которая всегда восхищала Гарри.

Гарри открыл окно, повесил фотоаппарат, пододвинул кресло к газовой плите и уселся. В первый раз он обратил внимание на убогий вид комнаты, у которой было всего одно достоинство — площадь. Но по сравнению с апартаментами Клер она напоминала каморку папы Карло.

Рон вдруг прекратил печатать и поднялся.

— Наконец! Ух! — сказал он, потягиваясь. — Я работал по-черному, как четыре негра. Надоело. Проверю это завтра утром.