С/с. Том 8

Теперь стали проясняться все загадки, окружающие меня: старуха в «роллс-ройсе», Дюрант, купающийся в деньгах, Маццо с рожей убийцы; роскошная комната с электронными дверьми; перепуганный Чарльз, которого похитили, как и меня.

Человеку, с властью Джона Меррилла Фергюсона, достаточно было приказать, чтобы случилось то, что случилось.

А Ларри Эдвардс? «Такие, как он, часто попадают в автомобильные катастрофы. Ты неглуп, приятель. Ты не попадешь».

Теперь стало совершенно ясно, что Ларри отказался сотрудничать и его убили. Зная, с кем имею дело, я понимал, что они не хотели, чтобы Ларри проболтался о том, что держалось под таким секретом. И поэтому ему устроили аварию. Это не должно случиться со мной! Я буду сотрудничать с ними! Господи! Конечно, буду!

Дрожащей рукой я взял кальку и начал работать, но не за тысячу долларов в день, а за свою жизнь.

Два часа спустя я бросил ручку и осмотрел свою последнюю попытку. Пол был завален исписанной бумагой. Но моя последняя попытка подделать подпись Фергюсона была еще хуже, чем первая. Рука у меня болела, пальцы онемели, а сердце бешено стучало от страха.

Я отодвинул стул и прошелся по комнате. А если я не сумею подделать роспись? Будет ли Дюрант искать кого-нибудь другого? Устроят ли аварию и мне? Я должен суметь!

Я размял пальцы, зашел в ванную, набрал в раковину горячей воды и опустил в нее руку. Когда вода остыла, я снова наполнил ее горячей водой. Наконец рука расслабилась, и я, вернувшись к столу, снова начал работать.

Час спустя вошел Дюрант в сопровождении Маццо. Он взглянул на кучу исписанной бумаги, подошел к столу и внимательно посмотрел на мою последнюю попытку.

С бьющимся сердцем я смотрел на него.

— Неплохо, — сказал он наконец. — Я вижу, Стивенс, что вы хотите сотрудничать. Для первого раза неплохо.

Я откинулся на спинку стула, чувствуя некоторое облегчение.

— Хватит на сегодня. Завтра продолжите. — Он оглядел меня тяжелым взглядом. — У вас есть три дня на это. Маццо, убери бумагу. — С этими словами он вышел.

Маццо принес корзину и начал убирать, я помогал ему. Когда комната была в порядке, Маццо ухмыльнулся мне:

— Ты выживешь, приятель. Тот, кто может угодить этому сукиному сыну, умный парень.

Я промолчал, но для себя отметил, что Маццо не любит Дюранта.

— А теперь, приятель, как насчет небольшой разминки в зале? Такой здоровяк, как ты, не может целый день просиживать штаны. Идем разомнемся.

Я только рад был выйти из комнаты и последовал за ним по коридору. Мы зашли в лифт и спустились на несколько этажей. Маццо привел меня в отлично оборудованный зал.

— Я видел тебя по телевизору, приятель, — сказал он снова, по-крысиному ощерившись. — Ты хорошо дерешься. Наденем перчатки, а?

Я считал себя неплохим боксером. Когда я играл в вестернах, то гордился тем, что играл без дублеров. Но глядя на эту человекоподобную гору, я ужаснулся.

— Мне нужно беречь руки, Маццо, — сказал я. — Я ведь должен подделать эту роспись.

Снова крысиный оскал.

— Да, да, конечно. Это ничего, приятель. Мы оденем перчатки. Просто небольшой спарринг. Это пустяки.

Он достал две пары боксерских перчаток. Поскольку выхода не было, я снял куртку и рубашку. Он тоже разделся. Вид его огромных мускулов действовал угнетающе. Надев перчатки, мы стали лицом к лицу.

Я покружил вокруг, отметив, что двигается он медленно: мужчина таких размеров вряд ли мог двигаться быстрее. Он ударил левой — я пригнул голову и сильно ударил его в нос. Он отскочил, и в его маленьких глазках мелькнуло удивление. Он провел хук левой. Я видел момент удара и парировал его правой перчаткой, но сила удара отбросила меня назад. Я понимал, что если он хоть раз достанет меня, то мне не устоять. Удары у него были как у молотобойца.

Мы покружили по рингу. Я врезал ему, когда он был слишком близко, и он фыркнул. Думаю, не от удовольствия. Так продолжалось несколько минут, а затем я увидел зловещую усмешку на безгубом лице. Инстинктивно я понял, что сейчас будет нокаутирующий удар. Но я не дал ему провести этот удар. Нырнув вперед, я коротким ударом левой заставил его оказаться в неустойчивой позиции, а затем вложил всю свою силу и вес в удар правой. Удар пришелся в челюсть, и он рухнул, словно подкошенный. Его плечи гулко ударились о ринг, глаза закатились. Я стащил перчатки, наклонился к нему и, подняв его бритую голову, потрепал по щекам. Я сильно побаивался, что когда он придет в себя, то просто свернет мне шею. Прошло секунд десять, прежде чем сознание возвратилось к нему. Когда я увидел, что глаза его стали осмысленными, я посадил его и на всякий случай отошел в сторону. Он уставился на меня, а затем ухмыльнулся, на этот раз не по-крысиному, а широко, по-дружески.

— Это было здорово, приятель, — сказал он, покачав головой. — Хороший удар!

Он протянул мне руку, и я помог ему подняться. Он потер челюсть и вдруг рассмеялся.

— А я-то думал, что в вестернах ты дурака валял.

Я с облегчением вздохнул:

— Извини, Маццо. Но ты меня напугал. Если бы ты хоть раз достал меня, то я бы уже не работал для мистера Дюранта. Мне пришлось сделать все, что я мог.