С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

До города Надьканиже мы не дошли. Его брали другие дивизии корпуса совместно с войсками 3-го Украинского фронта. Нашу 11-ю командование повернуло на север, в Австрийские Альпы. Задачу поставили трудную: пробиться и занять австрийский городок Фишбах, перерезать автостраду Белград — Вена, закрыть пути отхода фашистским войскам из Югославии и Венгрии в Австрию и Южную Германию.

Командование знало, что выполнение этой задачи потребует от нас большого напряжения сил и боевого мастерства. Видимо, поэтому было объявлено, что при выполнении этой задачи все участники этой операции будут награждены орденами и медалями. А отличившимся офицерам, сержантам и старшинам будет присвоено очередное воинское звание.

Венгерская весна в самом разгаре, солнечно и тепло. Леса оделись в зеленый наряд, а сады зацвели в кипени цветов и аромате запахов. Казаки, землеробы, затосковали. Пахать бы землю сейчас и сеять хлеб, усердно работать в саду, а не играть в прятки со смертью, не воевать. Но надо в первую очередь, да поскорее, кончать с врагом и с самой войной.

И вот мы на марше. Снова кручи, скалы, ущелья с бурными речками, узкие дороги и мало нахоженные тропы. Командование трудностей не скрывало. Наоборот, предупреждало как о рейде наиболее тяжелом. Движение полка с самого начала осложнилось. На двое суток подряд зарядил дождь. Мутные дождевые потоки ревущими водопадами низвергались со скал, текли по дорогам и тропам, грохотали в ущельях. Речки вздулись и тащили огромные каменные глыбы. Но несмотря ни на что, мы пробивались вперед. И нежданные-негаданные, словно с неба, свалились на горное селение Минихвальд. Дождь перестал. Но от этого легче не стало. Теперь немцы всполошились повсюду. Жди засад и всяких других каверз. Так и случилось. Отходя, гитлеровцы рвали скалы, делали завалы на дорогах, подрывали и сжигали мосты через ущелья и речки, создавали минные поля, оставляли на скалах «кукушек». Для нас в этом не было ничего нового.

Все это мы видели в Карпатах. А когда знаешь все уловки противника, воевать легче. Никакая неожиданность не может застать врасплох. Действовали привычно и слаженно. Больших задержек не было. Впрочем, встречалось и новое. Гитлеровцы создали фольксштурм. По замыслу, это должно быть нечто подобное нашему народному ополчению. Но нельзя сравнивать несравнимое. Наше ополчение создавал сам народ. В него пришли добровольцы, до конца убежденные в правоте своего дела. Пришли люди, которые лично завоевали, а затем строили и укрепляли советскую власть. Они снова взялись за оружие, чтобы отстоять и защитить от врага свою Родину и отчизну, советскую власть. Примером этому может служить наш полк, наша дивизия, родившаяся из народного ополчения — казаков Хопра и Дона. Их костяк состоял из бойцов Первой конной армии, красных партизан, партийных и советских работников, ставших на защиту Родины по зову сердца.

А фольксштурм? Какие идеи их вдохновляли? Ненависть к коммунизму. Создавая воинские формирования из старых и дряхлых бауэров, чиновников и торгашей, гитлеровцы пытались оттянуть свой конец, который неумолимо приближался. В Альпах мы встретились с этим воинством. Ни жалости к нему не было, ни сострадания.

Встретились мы и с другим воинством — с формированиями «Гитлерюгенда». Гитлеровцы поставили под ружье четырнадцати-шестнадцатилетних мальчишек. Возьмешь таких вояк в плен, посмотришь на них, и сердце разрывается от боли и гнева. Нет, не на мальчишек, а на тех, кто их вооружил и погнал в бой. «Что делают, сволочи! Будущее нации губят!» А мальчишки как мальчишки: одни словно звереныши на тебя смотрят — пропаганда сделала свое дело, вдолбила им в голову ненависть, другие же трясутся от страха и горькими слезами плачут и просятся к мамам. Думаешь: надрать бы уши, дать хорошую трепку, спустить штаны да всыпать солдатским ремешком по мягкому месту — ступай-ка домой. Да больше не смей браться ни за «шмайссер», ни за гранату, ни за фаустпатрон. Эти игрушки не для тебя.

И еще новое. Отступая, гитлеровцы после себя обычно оставляли «выжженную землю». А тут оставалось все целое, теплое, обжитое. Но все заминированное: двери, детские коляски, настенные часы, стулья, книги, дрова, даже трупы людей. Куда ни сунься — в дом ли, в сарай ли, в подвал ли, до чего ни дотронься — всюду взрывы, всюду смерть. Я на минуту представил: вернулась домой семья, угнанная гитлеровцами в горы, австрийская, немецкая ли. Пошел хозяин за дровишками, взял полено — взрыв. Подняла дочка чайник — взрыв. Потянулся ребенок к игрушке — взрыв. Старуха присела на диван — взрыв. И мне стало страшно. Фашизм и смерть, смерть и фашизм, понятия эти, как братья-близнецы.

На рассвете 16 апреля, на сутки раньше назначенного срока, мы достигли городка Фишбаха и оседлали автостраду: наш 37-й полк — с юга, 39-й с севера. Городок еще спал. Войск никаких в нем не было. Проснулись жители, глазам своим не верят: вокруг их городка советские солдаты, казаки!