С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…»

По утреннему холодку, когда двигатели тянут в полную силу и солнце не печет голову, они, шесть вражеских мотоциклистов, спешили в Вену. Но перед Фишбахом им пришлось остановиться. Мы «гостеприимно» их встретили и угостили чем «бог послал». Соседи наши из 39-го тоже вскоре принимали ранних гостей. Те, наоборот, из Вены спешили. Только не все захотели «угощаться», некоторым удалось улизнуть. После этих визитов более суток на автостраде было спокойно. Опыт нам подсказывал: затишье перед грозой. Однако гроза разразилась не сразу. Сначала пожаловала разведка: к нам — с юга, к соседям — с севера. Не теряя времени, мы готовились к встрече с большими силами противника. Хорошо еще, что к нам успели подойти полковые и дивизионные тылы и артиллерийские батареи. И прибыл еще отряд пограничников.

Гитлеровцы навалились на нас с обеих сторон городка. Атаки их, поддержанные артиллерией, тяжелыми минометами и танками, следовали одна за другой и со все нарастающей силой. Сначала мы их легко отбивали.

Но они, несмотря на большие потери, лезли с упрямым остервенением и фанатизмом. Теперь мы уже дрались не с двух сторон, а в полном окружении. И уже пятые сутки. Наше положение ухудшалось. А напряжение боев росло. Чтобы представить его, я приведу лишь один пример. За эти пять суток один только пулеметный расчет старшего сержанта Михаила Субботина из второго эскадрона сделал по противнику 21 тысячу выстрелов. 84 пулеметные ленты израсходовал! На исходе пятых суток из штаба корпуса поступила радиограмма: Фишбах оставить, отходить по той же дороге, по которой шли.

Мы стали готовиться к выходу из окружения.

Противника обманула наша сильнейшая артиллерийско-минометная подготовка. Он ждал контратаки, а полки, быстро свернувшись, под покровом ночи выскользнули из Фишбаха. Но нашу дорогу оседлали альпийские егеря, спустившиеся с гор. Они закрепились в селе Виницхель. Нам надо пробивать, проламывать этот крепкий заслон. И без промедления. Очухаются гитлеровцы в Фишбахе, кинутся следом, и мы окажемся между молотом и наковальней.

Удивительная это была атака, проведенная, как потом говорили пленные, не по «военным правилам». На село, вражеские оборонительные позиции, мы кинулись сразу всем полком — сабельники, пулеметчики на тачанках, танки (их у нас было три), артиллерийские упряжки, автомашины, кухни. Со стрельбой, грохотом, свистом, улюлюканьем, гиками. Со стороны поглядеть — дикая орда неслась, неудержимая и страшная. Брички и тачанки, как лодки в шторм, кидало из стороны в сторону, они ныряли и прыгали на выбоинах и кочках. Ездовые, поднявшись на ноги, нахлестывали коней. Помню: я скакал на своем Казаке, не видя ничего, кроме летевшей впереди тачанки командира полка и прижатых ушей Казака. Вокруг меня все тонуло в поднявшейся туче пыли, в грохоте, скрежете, стуке и пронзительном реве.

Горные егеря побежали. А полк, проскочив горящее село, остановился. Здесь он пропустил вперед штаб дивизии, 39-й полк и отряд пограничников, а сам перешел в арьергард, чтобы охранять дорогу с тыла. Двинулись дальше. Прошли село Вольдбах, в лесу устроили привал. Сюда вернулась посланная вперед разведка. Дорога впереди снова оказалась перекрытой противником, и силы его значительно большие, чем в Виницхеле. Есть тяжелое вооружение: самоходные артиллерийские установки и бронетранспортеры. Привальный отдых пришлось закруглять. Снова бой. Теперь оборонительный. Он продолжался в течение трех суток, пока не подошли к нам стрелковые части. 27 апреля дивизия окончательно вышла из боев и расположилась в городке Чайдегендорф.

Тяжел для нас был этот, последний, рейд. Обещанных наград и повышений в звании никто из нас не получил. Мы с большим трудом дошли до Фишбаха, перерезали и оседлали автостраду Белград — Вена, но удержать ее до подхода других частей фронта не смогли, хотя и не по нашей вине. Но так или иначе, поставленную перед нами задачу выполнили не полностью и не до конца.

Здесь, в Чайдегендорфе, к нам и пришла весть, которую ждал весь мир: о капитуляции Германии, о нашей великой Победе. В те самые первые счастливые минуты мне почему-то вдруг вспомнился старый воин, мой коновод Николай Иванович Чернышев. Он непременно сказал бы: «Ну вот и окончена военная работа. Теперь, немножко передохнув, надо браться за мирную работу».

На всех фронтах смолкли пушки, а в Австрийских Альпах все еще шли бои и умирали солдаты. На что еще надеялись гитлеровские выкормыши, чего еще ждали, не складывая оружия, понять было трудно. Только 16 мая последняя их группа поняла, что дальнейшее их сопротивление бесполезно, и сложила оружие.

Домой мы шли своим ходом. Шли через всю Венгрию и Румынию. В конном строю. Шли через места недавно отгремевших боев. Как-то трудно, непривычно было представить, что в летнем синем небе не появятся теперь самолеты со зловещими крестами на крыльях, а из вон той недальней рощи не хлестнут смертельным свинцом пулеметы. Этот марш длиною около двух тысяч километров мы назвали маршем Победы.

На марше Победы по Румынии в нашем полку произошел курьезный случай.