— Да нет, что спрашивать-то… Фамилия-то у тебя своя?
— Нет. В детдоме придумали. Хлебнули они со мной лиха, пока отстояли, вот и назвали Лиховой. А на Ольгу, сказывали, я откликнулась. Все имена девчачьи на мне перепробовали, пока я свое признала. Ну, а отчество сама выбрала, когда уже паспорт получала. Директор в интернате был как отец всем нам…
— М-да-а. — Андрей Михайлович погладил белыми ладонями край стола. — Все война проклятая… Ты, я вижу, совсем легко одета. Зима идет.
— Идет, — согласилась Ольга. — Чего там Василий захлопотался?
— Сейчас придет… Пока его нет, спросить хочу, — он прижал палец к тонким губам. — Денег-то нет, поди?
Она кивнула, не зная еще, зачем старик спрашивает о деньгах.
— Одеться тебе надо… Зима близится. Кончится октябрь, а там и снег. У меня сейчас есть кое-какие деньги. Скопились незаметно, да еще за статью прислали. Шикарно на них не оденешься, а на пальтишко, туфли хватит. Возьми! Заработаешь — отдашь. Ну! — Он, водрузив на нос очки в массивной оправе, подошел к тумбочке, выдвинул ящик, нашел деньги, отсчитал несколько бумажек. Затем освободил от посуды край стола и неторопливо положил деньги перед Ольгой. — Бери. Я старик одинокий. Много не трачу. Пока они мне не нужны.
— А если я сбегу? — спросила с вызовом, зло. — Сбегу и не отдам, тогда что?
— Да ничего!.. Значит, плакали мои денежки… Убежишь-то здоровая, одетая, и то ладно.
— Я ведь воровка, Андрей Михайлович! Пропадут деньги-то, а?
— Если пропадут — жалко будет, конечно. Но я потеряю не только деньги. Я еще кое-чего, что дороже, лишусь. А это будет грустно…
— Чего же?
— Веры в то, что научился за шесть десятков лет разбираться в людях… И пожалею, что в тебя поверил. Этого за деньги не приобретешь, девочка милая.
— Уж так вы и поверили в меня, — усомнилась Ольга. — Что вы обо мне знаете?
Андрей Михайлович долго вглядывался в лицо молодой женщины, с которого медленно исчезало задорное выражение.
— Знаю? Да ничего, почитай, не знаю. Показалось мне, что ты человек гордый, волевой. А гордый человек — человек сильный, такому можно не только несколько десятков рублей доверить.
— Так подумали, да? Что гордая?
— Да, такой я вас понимаю, Оленька. У вас сейчас трудная пора началась. Это временно. Я подразумеваю ваши материальные затруднения. Именно сейчас вы нуждаетесь в поддержке. Вот я…
— Что гордая — верно, — перебила она горячо. — Возьму я их. В долг! Нуждаюсь я — это вы точно заметили. Пусть мне счастья в жизни не будет, если не отдам! Верите? — Она хотела поклясться какой-нибудь страшной клятвой, но не решилась, постеснялась.
— Ну, вот и отлично! — искренне обрадовался он.
Ольга держала деньги в руках, не зная, куда их положить, куда спрятать понадежнее.
— Карманов даже нет, — сказала она и впервые улыбнулась открыто и радостно. — Нету карманов, чертовщина какая! Прошу вас, не говорите только Василию, что деньги взяла, стыдно.
Старик в знак согласия кивнул головой:
— Тайна останется между вами.
Вошел Василий с чайником и чашками.
Ольга зажала деньги в кулак, чтобы он не заметил…
ЗАБОТЫ
— Нурмухамедов на тебя жалуется… Говорит, пар отключил. Ты же ему обязательства срываешь и город подводишь! Чего вы там не поделили?
Дорофеев слушал секретаря горкома, отстранив телефонную трубку от уха.
— Хочешь передовым на демонстрации выглядеть, а других топишь, да?! — гремело в трубке.
Дорофеев отнес трубку еще дальше, кивнул на нее Камалу Каюмову, начальнику суперфосфатного цеха, сидевшему нахохлившись в кресле напротив:
— Слышите? Сердится… — Приблизил трубку к уху. — Да-да! Я слушаю, Мурад Гулямыч! Пар отключили. Не дам, пока он мне не достроит парники! Он у вас, наверное, сидит? Я так и знал! Так это не я, а он хорошеньким хочет перед городом выглядеть. Показушник он! Я на бюро был, когда в решении ему записали пустить собственную парокотельную к октябрю. Пустил он ее? Он с парокотельной бригаду снял и бросил на пусковой объект в городе. Я это точно знаю… А позавчера снял монтажников с парников. Видите ли, у него этот объект в титулах не значится! Он же боится достраивать мне парники: пар в теплицы потребуется. Ловкач! Хочет на чужом горбу в рай въехать. А я что товарищам скажу? У меня в колдоговоре парники.
— Нурмухамедов говорит, что не забирал монтажников. Очевидно, начальник сантехмонтажа сам распорядился. Людей не хватает…
— У него не трест, а Тришкин кафтан… Дворец культуры он мне так и не достроил. Молодежь заводская доделывала… Теперь парники!.. Дом двенадцатиквартирный нам в поселке наконец достроил, так четыре квартиры его орлы захватили… А завком уже ордера выдал… Как это называется? Он боится в поселке показаться.
— Напомните Гулямову про грансупер! — вставил Каюмов. — Пусть заставит Нурмухамедова кирпич дать.
— Я прошу, Сергей Петрович, дай пар… От имени горкома! — прогремело в трубке. — Не время выяснять отношения. Праздник приближается.