С тобой навеки (ЛП)

Руни надувается.

— К тому времени ты можешь её полюбить. К тому времени она может стать лучшими друзьями с Гарри…

— К тому времени она могла бы обрести дом, — перебиваю я. — С Паркером и Беннетом, потому что Скайлер выпрашивала у них котёнка.

Она загорается.

— Правда?

Я тяжело вздыхает.

— Сначала надо будет сводить её к ветеринару. Приучить к лотку.

— Это я могу, — говорит Руни. — Я буду ответственной за неё. Ты спросишь у Паркера и Беннета, захотят ли они взять её себе после того, как… — она медлит и хмурится, гладя котёнка. — После того, как я уеду?

Уедет.

Раньше я считал дни до её отъезда, потому что хотел лишь пережить это время. Держать голову опущенной, держать рот на замке, держаться на расстоянии. Но теперь я капитулирую. Я хочу целовать её, когда мне хочется — когда ей хочется — прикасаться к ней, узнать её хоть немножко.

А потом отпустить её.

Потому что такой яркий как солнышко и общительный человек никогда не захочет вечность с тихим, замкнутым ворчуном вроде меня, но может, она захочет меня хоть на какое-то время. Достаточно надолго, чтобы насладиться тем, что я могу ей дать — всем, что она нуждается в своём недолгом побеге от внешнего мира.

А потом она вернётся к реальности прежде, чем я не оправдаю ожидания. Прежде, чем я окажусь слишком тихим и недостаточно выразительным. Прежде, чем я слишком увлекусь написанием картин, отчего она почувствует себя брошенной. Прежде, чем я сделаюсь настолько отшельником, что буду раздражать её, когда она захочет выйти в свет. Прежде чем нам обоим придётся испытать болезненную правду: я не тот, кого она захочет навеки.

Я наблюдаю за Руни, пока она сюсюкается с кошечкой, улыбаясь до счастливых морщинок в уголках глаз.

— Я спрошу у них, — говорю я ей. — Насчёт кошки.

Руни поднимает взгляд и одаривает меня улыбкой столь же ослепительной, как сам рассвет.

— Спасибо, Аксель, — снова посмотрев на спящее существо на своих коленях, она проводит пальцем по мягкой, пушистой серой шёрстке на голове котёнка. — Я не могу придумать ни одной клички, которая подходила бы ей. Как нам её назвать?

Нам. Снова это слово. Я бессовестно упиваюсь им.

— Скугга, — говорю я ей.

Она косится в мою сторону.

— Скугга? Это что-то шведское?

Я киваю.

— Это значит «тень», — просунув палец под крохотную лапку котенка, я чувствую крохотные, бархатистые розовые подушечки. — У меня такое предчувствие, что она будет всюду следовать за тобой. Она будет твоей тенью.

— Скугга, — Руни улыбается. — Мне нравится.

— Скайлер наверняка её переименует. Но пока что Скугга ей подходит.

Она смеётся.

— Если Скайлер узнает, что кличку придумал ты, она её полюбит. Она с ума по тебе сходит. Она сказала мне, что ты её любимый дядя.

Удивление и чувство привязанности расцветают в моей груди.

— У Паркера ещё больше братьев и сестёр, чем у меня. Сомневаюсь, что она всерьёз.

— Она так сказала, — шепчет Руни, после чего целует котёнка в макушку. — Ты не слышал, как она каждый вечер говорит о тебе за ужином. Поскольку ты почти не присутствуешь на ужине.

Я заслуживаю этот укол за мои вечерние уклонения. С другой стороны, я думал, что она из чистой вежливости настаивала, чтоб я ел с ней в хижине, а не в одиночестве. Что, если она действительно хотела провести время со мной?

Нет. Нет, не в этом дело. Даже если так, наверняка проблема в том, что Руни представляет собой угрозу на кухне, а я нет, и она знала, что я могу приготовить неплохую пищу. А может, она, как и я, терзается из-за это наэлектризованности между нами, и ужин стал бы прелюдией перед тем, как вывести это из наших организмов.

На этой мысли я одержимо зациклился после её отъезда. Что, если бы мы сделали это всего один раз, не остановились на поцелуях и прикосновениях, а сорвали бы друг с друга одежду и вытрахали это друг из друга, чтобы наконец-то успокоиться?

Прежде чем я успеваю развить мысль, живот Руни громко урчит.

— Проголодалась? — спрашиваю я.

Её щёки заливаются румянцем.

— Немножко.

— Пошли, — говорю я ей. — Давай исправим это.

***

Руни попросила что-нибудь «лёгкое», затем с новым румянцем на щеках объяснила, что это исключает насыщенные клетчаткой продукты вроде чечевицы и бобов, ингредиенты, которые я обычно использую для замены животного белка, который она тоже не ест.

Я иду по «Шепарду», добавляя еду в корзинку, в которой уже лежат кошачьи игрушки, кошачьи лакомства и всё, что мне нужно для супа с картофелем и луком-пореем. Я добавляю фунт местного бекона, шпинат и десяток яиц, чтобы приготовить тёплый салат со шпинатом для нас обоих, только без бекона для Руни. В последнее время я по утрам пробегал больше миль, чем обычно, пытаясь убежать от ноющей тоске по ней, и я умираю с голода. Одним супом с картофелем и пореем я не наемся.

Я пытаюсь пройти мимо сладостей, но не могу. Я знаю, как Руни их любит. Я сворачиваю в этот ряд, беру ещё одну пачку безглютеновой муки, какао и пакет белого сахара. Испеку брауни.

Сара наблюдает за мной поверх очков в проволочной оправе, притворяясь, будто читает книгу Беверли Дженкинс. Ту же самую книгу читал Вигго, пока был здесь.