С тобой навеки (ЛП)

Мой взгляд скользит вверх, пока она мягко оттягивает футболку от тела, чтобы обмахиваться тканью. Эта женщина не носит лифчик, и это медленно убивает меня — мягкий изгиб её грудей под одеждой и то, как напрягаются её соски под тканью, когда ей холодно. Я не виню её за отказ от лифчика; если судить по тому, как Фрейя ныла о них ещё со средней школы, то они похожи на орудия пыток, но Боже, я страдаю из-за этого.

Руни отпускает футболку, и та опадает вниз, открывая взгляду мисс Фризл за рулём Волшебного Школьного Автобуса. Руни улыбается, когда видит, что я уставился на рисунок.

— Ты фанат Фризов?

— Мне нравился мультик, но я ненавидел то, каким громким он был. Но я читал книги.

— Вау. Теперь, когда ты напомнил, мисс Фризл действительно орёт практически все свои реплики.

Я пожимаю плечами.

— Она полна энтузиазма. Тебе нравилось?

— Я её обожала, — Руни возвращается к картошке, сосредоточенно высунув язык и стараясь следовать моему примеру. Это невыносимо мило. — Она стала для меня первым примером женщины в науке, и она показала, что восхищаться этим нормально, понимаешь? У меня такое чувство, что она любила науку по тем же причинам, что и я.

— И что это за причины? — я наблюдаю, как она нарезает следующую картофелину, на сей раз более уверенно.

— Благодаря науке, мир обретает смысл, и это делает его таким прекрасным, бескрайним и полным потенциала. С наукой моё любопытство всегда может получить ответы, каждая великолепная вещь, что я увидела или узнала, может быть объяснена, и именно это казалось мне изумительным. Да и до сих пор кажется.

Её волосы вечно соскальзывают на её лицо, пока она нарезает картофель. Я встаю позади неё и приглаживаю пряди.

— Можно?

Она слегка оглядывается через плечо

— Что?

— Собрать твои волосы.

Она робко улыбается мне.

— Окей?

Руни высокая, но я выше её где-то на 15 см — достаточно, чтобы под удобным углом отделить верхнюю часть её волос, начиная с макушки.

— Ты можешь резать дальше, — говорю я ей. — Я не буду резко дёргать. Твои пальцы в безопасности.

Она медленно поднимает нож, затем возвращается к картошке. Я заплетаю верхнюю часть её волос, запуская пальцы в этот светлый шёлк и добавляя пряди то права, то слева.

— Итак, мисс Фризл, — говорю я, смотря на свои руки. — Есть любимые реплики?

— Хмм, — она промокает лоб, затем продолжает резать. — Ну, есть всем известная классика, и это наверняка моё любимое: «Не упускайте шансы, делайте ошибки и не бойтесь запачкаться!». И ещё одна, хотя моим родителям явно не понравилось, что я сделала это своим девизом: «Если продолжишь задавать вопросы, то продолжишь получать ответы».

Вплетая ещё одну прядь, я подтягиваю косу потуже.

— Ты говоришь как Скайлер.

— Она немного напоминает мне меня саму, — говорит Руни. — Но она умнее. Я достаточно умна, но по большей части мне приходилось зубрить изо всех сил. А по Скай видно, что всё в её мозге работает на большой скорости. Её ждёт большое будущее.

— И она безжалостна в настолках.

Руни смеётся.

— Я могу себе это представить. Тем утром, когда они сюда приехали, мы играли с Гарри, и она всё пыталась превратить в соревнование. Я подыгрывала той игре, которую она придумала с палкой для бросания собаке, и я с радостью проиграла.

— Ты более хороший человек, чем я, — когда я приближаюсь к концу её волос, одна прядь выскальзывает из косы. Я заправляю её обратно.

— Думаю, я начинаю набивать в руку в нарезании картофеля. Я принята на работу?

Я заглядываю через её плечо.

— Определённо.

— Итак, — говорит она, беря следующую картофелину. — Есть какой-нибудь художник, который вдохновил тебя? Его или её цитата, которая тебе нравится?

Я заканчиваю заплетать её волосы, затем тянусь к резинке на её запястье. Когда я стягиваю её, мои пальцы задевают её кожу, и за ними следуют мурашки. Я наблюдаю за ней — склонённая голова, профиль, который я уже запомнил, водя углём по бумаге, передавая мягкую линию носа, тень ямочки на щеке, роскошные полные губы.

— Пикассо сказал «Искусство — это ложь, которая заставляет нас осознать правду».

Положив нож, Руни поворачивается ко мне лицом.

— Очень красиво.

Мои глаза бродят по её лицу.

— Да.

Между нами воцаряется молчание, и ноющая боль внутри меня превращается в голод. Голод, который вызывает желание запустить руки под её футболку и почувствовать её, заставить её ощутить то, что я не знаю, как сказать, как объяснить, что это такое — целовать её, говорить с ней, готовить с ней еду, и как необъяснимо правильно это ощущается с ней, хотя ни с кем другим это не казалось правильным.

Но какой от этого прок, когда моё место здесь, а её — там, и наши жизни в разных мирах? Так что я подавляю импульс и комфортную тишину, тянусь к картошке и говорю ей:

— Ты хорошо справилась. А теперь мы просто помешиваем и ждём несколько минут.

— Поняла, — Руни смахивает волосок с лица, затем проводит рукой по косе, ощупывая её. — Французская коса? — спрашивает она.

Я помешиваю картошку, затем кладу ложку.

— Мхмм.