С тобой? Никогда!

— О, я хорошо запомнила ту шутку про водонапорную башню. Она запала мне в душу! — Поняв, что почти кричу, снизила тон. — Думаешь, тебе хоть что-то светит со мной? — Оглядела его холеную наглую рожу и дорогие шмотки. — Такие, как ты, не в моем вкусе, поверь.

— Откуда ты знаешь, что я на тебя тогда не смотрел? — Вдруг ошарашил меня он. — Если ты не смотрела в мою сторону, это не значит, что и я тоже.

Я растерянно хлопала ресницами. Отчаянно захотелось зажевать волнение чем-то сладким и калорийным.

— Ты… Ты был гадким, отвратительным и… мерзким.

Его брови поднялись.

— Говорят, я и сейчас такой.

— Вот да. Согласна. — Я нахмурилась. — Короче, если у тебя хобби такое — кормить замарашек с автомойки дешевой забугорной туфтой, то тут ты мимо, приятель.

— Хороший дорогой ресторан исправит положение?

— Тьфу! — Отвернулась я. — Я не об этом.

— А хобби у меня нет. Если не считать пьяные гулянки, тачки и мотокросс.

Если честно, этот парень хорошо смотрелся за рулем машины. Мне стало интересно, как бы он выглядел за рулем байка.

— А как же гитара? — Спросила я, поворачиваясь к нему.

— Какой, на хрен, из меня гитарист? Ты серьезно, Колбаса? — Левицкий расхохотался. — Эти сопляки меня терпели только потому, что у меня были авторитет, крутая гитара — очередная прихоть, новый комбик и деньги отца, способного по первому же капризу достать любой инструмент, какой только надо. Я бряцал, как старая обезьяна: невпопад дергал струны. Как глухой лось на гуслях — почти никогда не попадал в такт.

— Правда? — Мне не удалось сдержать улыбки.

— Еще бы. — Тимофей слегка покраснел, поймав мой взгляд, и тут же принял более уверенную, расслабленную позу, положив одну руку на руль. — Тот тупоголовый дебил, Боря, вечно хвалил меня и заискивал. Пытался угодить. А вот твой пианист… он молча злился. Упрямый пацан был. — Парень повернулся, явно для того, чтобы увидеть мою реакцию. И не ошибся: от упоминания Ярика мою земную оболочку смыло, словно песочный замок океанской волной. — Меня это всегда ужасно забавило. Он так психовал, когда пытался что-то мне объяснять, а я прикидывался дурачком. И он терпел. А мне еще сильнее хотелось вывести его из себя.

— Вот твое хобби. — Хмыкнула я. — Выводить людей из себя? Ты от этого балдеешь.

— Ну… — Тимофей поиграл бровями. — Возможно.

— У тебя нет ни тормозов, ни фильтров. Ты грубиян.

— Просто я всегда говорю правду. — Он кашлянул. — Это как с твоей толстой задницей. Ты либо отращиваешь острые зубки, либо худеешь, если тебя не устраивает твой вес. Хотя тебе и так хорошо, но…

— Что?! — Не выдержала я, когда он замялся.

— Видно ведь, что тебе не комфортно. Совсем как твоему мальчику-зайчику. Тебе было не по хрен, как ты выглядишь, а ему не по хрен, что скажут другие на этот счет.

— Он просто трус! — Выпалила я.

— Да. — Совершенно спокойно кивнул Левицкий. — Этот трус так распереживался, что ты убежала, что метнулся и раскидал нас всех, как щенков. — Он потер щеку, словно до сих пор мог ощущать на ней жар от удара. — А потом бросился прочь. Мм, это лучшее воспоминание о моей школьной жизни. Какая драма!

Эта сволочь не сумел сдержаться и заржал.

— Я не хочу об этом разговаривать… — От нахлынувших воспоминаний в горле пересохло.

Сжавшись в комок, я скрестила руки на груди, словно защищаясь.

— И зря. Мне казалось, что вы помиритесь и будете вместе. — Ему будто нравилось совать свои грязные пальцы в мои раны и ковыряться там, пока от боли не защиплет в глазах. — Ему нужен был этот урок. Таким, как он, всегда полезно. Что он в своей жизни видел? Свою скучную пианину и чертовы ноты? Таскался до музыкалки и обратно. Всё. Долбаный дрищ! Ты не сравнивай его с нормальными пацанами, как я. Если тебя с детства зашугивает строгий батяня, хлещет нотными тетрадями по роже, то хрена с два из тебя что хорошее выйдет. Яйца, знаешь ли, сами собой не вырастают. Их нужно отращивать. Долго и упорно. А не выйдет — всё, приплыли.

— Всё, перестань. — Мне хотелось закрыть уши.

Не могла больше слушать его.

— Кстати, я слышал, что он сейчас выступает в «Дурке».

— Что за «Дурка»? — Оживилась я и тут же осеклась, втянув голову в плечи.

Судя по выражению лица Левицкого, он заметил мой интерес.

— Одна грязная дыра на окраине. Играют там какое-то адское дерьмо, слушать невозможно. — Он коснулся пальцами гладко выбритого затылка и лениво зевнул, точно большой мартовский котяра. — Я был в хламину, ничего толком не помню. Только его на сцене с какими-то чуваками и одной зачетной телкой. Говорят, они играют там каждую субботу.

— Ясно. — Сглотнула я.

Почему-то слово «тёлка» больно кольнуло сердце.

— Хочешь повидаться? — Не мог не съязвить парень.

— Вот еще. — Пробормотала я.

— Правильно. — Тимофей протянул руку и осторожно коснулся моего плеча. — Зачем он тебе? Лучше приходи ко мне. У меня в субботу вечеринка. Так, для своих. Выпьем, послушаем музыку, потанцуем. Хочешь, заеду за тобой?

«Знаю я ваши вечеринки. Наверняка, мажорская попойка, на которой все хвастаются размерами папочкиных капиталов и нюхают всякую дрянь».