С тобой? Никогда!

Прекрасные звуки, становясь осязаемыми, вновь наполнили помещение. И прекратились. Инструмент замолчал, а мое сердце ожило. Забилось в тревожном ритме, ожидая новой порции божественной мелодии. Затрепетало, толкая ребра. Заныло тоской и яркими воспоминаниями, от которых переворачивало и рвало на клочья душу.

И вот еще раз. Теперь длинными переливами. Так, искрясь на солнце, течет ручей. Так летит птица в поисках своего гнезда, широко раскинув крылья и щедро взрезая воздух. Я ее чувствовала. Всем сердцем, каждой клеточкой тела — его музыку. И ни с чем на свете не спутала бы ее.

Он сидел на стуле с закрытыми глазами. Красивые пальцы нервно бегали по клавишам — едва прикасаясь. Лаская. Словно маленькие бабочки, порхающие с цветка на цветок. В этой музыке было волшебство. В ней была его сила, его дух, его сердце. В ней были крылья — взлети и пари! Высоко-высоко над землей.

И всё внутри меня пело. Всё кружилось, вспыхивало, горело и взрывалось. Я следила за кончиками его пальцев, мечущихся почти в агонии под всё ускоряющийся ритм, и ощущала, как каждая нотка пронзает меня насквозь, наполняя сумасшедшей дрожью. Чувствовала, как его музыка проникает в меня эйфорией и тихим ласковым светом, от которого душа плавно взмывает к небесам.

Я дышала.

Этой музыкой, этим светом, его энергетикой, льющейся в пространство звенящими аккордами — с болью, с надрывом, с печалью и… с надеждой на любовь. И каждая секунда дарила ни с чем несравнимое, потрясающее ощущение — чувство полета, адреналина, безграничное счастье.

И не удивительно, что мои руки не могли сопротивляться: на последней ноте я звонко ударила в ладони, присоединяясь ко всеобщим овациям ликующей публики. Но дверь отворилась шире, и я поняла: внутри, кроме него, никого не было. Он был один. И мои аплодисменты прозвучали жутко неуместно в опустившейся на нас глухой тишине.

— Даша? — Вздрогнул Ярик, поднимая на меня взгляд.

Я была все еще под впечатлением его музыки, и так резко просыпаться не входило в мои планы.

— Привет, заходи. — Улыбнулся он.

Той. Самой. Улыбкой.

«Черт возьми! Это был не сон…Дашка, очнись! Скорее очнись!»

25

Ярослав

Губы сами расплылись в улыбку. Забытое состояние — вот так искренне кому-то улыбаться. Не приветствуя зрителей в зале, не вежливо приподнимая уголки губ в ответ на дружеский подкол. Просто улыбнуться. От души. Кажется, я забыл, как это делается, но лицевые мышцы помнили — так часто, как Даше, я не улыбался, наверное, никому в этой жизни.

— Привет, заходи.

— Привет. — Она ответила прохладно и устало.

Почти шепотом. И ее шепот был больше похож на тихий вздох.

Даша нерешительно вошла. Дверь осталась приоткрытой. Она словно оставляла себе пути к отступлению — не хотела оставаться со мной наедине.

— Обычно я сажусь за инструмент и всегда начинаю именно с этой мелодии. Привычка с юности. — Я сжал онемевшие пальцы в кулаки и с трудом разжал их. Потянулся, прихватил стоявший рядом стул на колесиках и придвинул ближе: — Садись.

Девушка засомневалась. Линия ее губ напряглась, тонкие ноздри раздулись, большие синие глаза взглянули на меня так, что сказали больше, чем могли бы сказать слова.

— Что ты здесь делаешь? — Несколько неуверенных шагов, и она опустилась на стул. — Так рано.

Не давая опомниться, я притянул ее ближе вместе со стулом. Даша беззвучно ойкнула, хватаясь за ручки движущегося стула и… сглотнула. А затем сжала рот добела в бесцветную линию. Теперь мы сидели рядом, едва не соприкасаясь коленями. Друг напротив друга.

Мое желание усадить ее близко к себе было спонтанным. Но я так хотел. Потому что не мог дольше оставаться на расстоянии. Мне нужно было чувствовать ее тепло, ощущать его кожей.

— Я люблю побыть в тишине. Без ребят. — Незаметно от нее я затаил дыхание: как же это здорово, снова быть с ней! — Прихожу раньше или остаюсь дольше, чтобы отрешиться, подумать, полностью перезагрузиться. У Леси с Майком получается работать вдвоем: она сочиняет текст или что-то напевает, а он тут же подбирает аккорды. А я по-другому устроен. Видимо.

Даша шумно выдохнула:

— Я тебе помешала?

— Нет. — Я накрыл ее ладонь своей.

Сердце вздрогнуло, забилось быстро и громко. По позвоночнику пробежала дрожь.

— Ты — единственный человек, кто не может мне помешать ни при каких обстоятельствах. — Я делал то, на что когда-то не хватало духа и уверенности. Касался ее руки вот так: просто чувствуя тепло и нежность, поглаживая мягкий бархат ее кожи, настойчиво вплетаясь пальцами в ее пальцы. — Ты это я. А я это ты. И быть с тобой это как быть наедине с самим собой. Самое правильное на свете. Жаль, что так много времени нами было потеряно впустую.

Внезапное прикосновение, казалось, лишило ее сил. Она смотрела на наши руки, широко распахнув глаза, но не сопротивлялась.

— Ярик…

— Не надо. Не убегай.

— Я не… Ты хотел поговорить… — Едва слышно бормоча, Даша подняла на меня взгляд.