С тобою рядом

- А ты, а я? Будем стоять в стороне и любоваться? Так вот я тебе и отвечаю на твой вопрос. В колхоз я поехал не только для того, чтоб выращивать лук и огурцы, а строить коммунизм.

- Ну и что ж, строй. Только прошу тебя, Антон, не оспаривай некоторые верные взгляды... Ты раньше был более осторожный...

- Вот оно что!.. А я, грешный человек, считал, что партия учила меня немножко думать и самому. Что ж сказать, что ответить на твой совет? Ты знаешь, как держатся с женами иные разумные мужики?

- Ну?

- Они слушают своих баб, никогда им не перечат, но делают по-своему.

- Опять шуточки-прибауточки!

- Не всегда же быть серьезным. Кстати, куда ты думаешь пойти работать, как окончится война?

- Моя война кончается после завтрашнего парада. Меня назначают заместителем комиссара лесного хозяйства.

- С какой это стати? Ты ж не лесовод! Хотя, как мне кажется, никто так не любит лес, как мы, партизаны.

ЛОПЫРЬ СПРАВЛЯЕТ ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Время от времени возвращались в колхоз с войны люди. Это были, как и Корницкий, инвалиды. Кто без руки, кто без ноги, либо по многу раз простреленные, как Андрей Калита. Пока что только один вернулся целым и невредимым - бывший бригадир Адам Лабека. От шоссе, где он слез с попутной машины, пять километров до Пышковичей Лабека шел бесконечно долго.

Часто он садился то на придорожный камень, то прямо на землю и, тяжко вздыхая, поглядывал большими темными глазами в сторону Пышковичей. Их почему-то не было видно из-за пригорка ни привычных, дорогих путнику крыш с кирпичными трубами, ни даже тополевых вершин. Когда-то до войны Адам Лабека, не чувствуя усталости, проходил это расстояние до шоссе за каких-нибудь сорок минут. А теперь ноги не слушаются, руки трясутся, по всему телу расходится мучительная истома. Вещевой мешок с краюхой хлеба и одной банкой консервов давит, как каменная гора. На взгорке, откуда как на ладони предстали перед глазами пышковические землянки и редкие скелеты приусадебных деревьев, Адам Лабека снова в изнеможении сел на землю. В глазах у него на мгновение вспыхнуло что-то живое, даже чуть порозовела пергаментная кожа на бритом лице. Но уже в следующую минуту рот его скривился от боли в груди, лоб покрылся капельками пота.

Адам Лабека глухо застонал и повалился на бок, медленно растягивая сначала одну, потом другую ногу. Боль не унималась. Он перевернулся на спину и так почувствовал себя немножко лучше. Тихое синее небо над головой, ласковый теплый ветерок находили отклик в его душе, радовали его.

Он, Адам Лабека, вновь на своей земле! Снова дышит воздухом своей родины, смотрит в синь родного неба. Даже горький запах придорожной полыни казался ему теперь неимоверно родным и дорогим. Он протянул правую руку к большому пучку горькой травы, которая шевелилась от ветра. Провел ласково узловатыми пальцами по холодноватым листьям. Улыбнулся сам себе и закрыл глаза. Адама Лабеку клонило ко сну. Так было всегда после острых приступов боли. Вот он отдохнет немного и тогда, как говорится, сделает последний бросок к родному порогу...

Но отдохнуть ему не пришлось. Послышался стук колес, фырканье коней. Не трогаясь с места, Адам Лабека повернул голову. К нему приближался обоз подвод. Вскоре передняя подвода, поравнявшись с ним, остановилась. С воза соскочил человек в офицерском кителе и с Золотой Звездой Героя.

- Эй, солдат! - крикнул он, став над распростертым на земле Лабеком. - Далеко ли идешь?

Что-то знакомое послышалось в голосе героя. Только вот пустой правый рукав?.. У того, которого он, может, тысячу лет тому назад знал и встречал, были обе руки...

- Иду в Пышковичи, - трудно дыша, ответил Лабека. Собрав силы, он сел.

- На побывку?

- Навечно, товарищ Герой Советского Союза.

- Кто же это рассиживается тут, за каких-нибудь сто шагов до дому? Ты должен лететь, как на крыльях!

- Нету у меня крыльев, товарищ герой. Вытеребили их немцы за два года плена. По перышку, по пушинке.

- Понятно. Садись на воз. Хлопцы, помогите ему.

Хлопцы бросили прутья, которыми погоняли коней, и подхватили Адама Лабеку под руки.

- Ну что вы!.. Я сам! - попробовал было отбиваться Лабека. - Как малого ребенка...

- Ты сам будешь садиться целый год! - засмеялся человек в офицерском кителе. - А хлопцы устроят тебя за пять секунд. Разве неправда? До чьей землянки тебя подвести?

- А вы разве знаете кого-нибудь в Пышковичах?

- Слышал о некоторых.

Только теперь Адам Лабека узнал своего земляка Корницкого. Узнал по шраму под правым глазом.

- Я вас вспомнил, Антон Софронович, - сказал он. - А когда подошли ко мне, тогда не узнал. Голос кажется знакомым, а чтоб сказать наверно, хоть убей, не могу. А вот теперь словно в голове просветлело. Теперь вспомнил.

- А как тебя зовут?

- До войны звали меня Адамом Лабеком...

- А теперь что, ты переменил свою фамилию?

Адам Лабека будто и не слышал этого вопроса.

- Был такой бригадир в колхозе "Партизан". На Всесоюзную выставку в Москву ездил. Там показывали экспонаты из его бригады: лен, картошку, и все, какие у нас живут народы, удивлялись, что может, если захочет, вырастить человек в Пышковичах.