С точки зрения Карфагена

Что на самом деле произошло в те времена между военным руководством карфагенской экспедиции (или губернатором новообразованной колонии) и гадитанами выяснить уже не получится — летописи Карфагена погибли, а греко-римские историки подробностями внутренних финикийских раздоров не интересовались. Возможно, пунийцы предлагали Гадиру протекторат и покровительство с дележом доходов. Не исключено, что гадитане (жившие здесь более четырех веков!) посоветовали дражайшим родственничкам не совать нос в чужой амбар и убираться подобру-поздорову — это не ваша территория, имейте совесть!

Понятие «совесть» для финикийца заканчивалось там, где начинались экономические интересы. Карфаген начал ощущать собственную силу. Освященные столетиями традиции? Нападение на условных «своих»? Таких же финикиян? Какая чепуха! Теперь из Тира пальчиком не погрозят и репрессий не предпримут — был Тир, да весь вышел. А вы, господа хорошие, если не согласны на вполне приемлемые условия сотрудничества и свой процент от сделок с Тартессом, получите то, что заслужили.

Не хотите по-хорошему? Будет по-плохому!

Вскоре после завершения войны с иберийцами карфагеняне берут штурмом Гадир — вероятно, это произошло в самом конце VII века до н.э. Монополией на торговлю должен владеть только один — на то она и монополия!

Это был окончательный крах сложившейся за многие века системы, когда потомки выходцев из Ханаана (при всех имевшихся разногласиях и локальных конфликтах) старались поддерживать друг друга и не доводить дело до применения оружия. В крайнем случае всегда можно было обратиться к третейскому судье — царю Тира или тамошнему совету старейшин.

Вероломство? Братоубийство? Ничего подобного. Глобальная политика, в которой нет места слюнтяйству и рефлексии. Растущая держава отлично понимала свои интересы и без колебаний воспользовалась правом сильного.

Марк Витрувий Поллион, римский архитектор I века до н.э., приводит некоторые подробности взятия Гадира, которых нет у других авторов:

«...Рассказывают, что осадный баран был некогда изобретен следующим образом. Карфагеняне разбили лагерь для осады Гад. Захватив форпост, они стали пытаться его разрушить. Но, не имея железных орудий для его разрушения, они взяли бревно и, поддерживая его руками и беспрерывно ударяя его концом по верху стены, сбрасывали верхние ряды камней и таким образом шаг за шагом постепенно разнесли целиком все укрепление. После этого плотник из Тира, по имени Пефрасмен, был этим изобретением наведен на мысль поставить мачту и подвесить к ней другую поперек в виде безмена и, раскачивая ее взад и вперед, он мощными ударами разрушил стены Гад»[24].

К почтенному Витрувию у нас есть два несущественных вопроса. Первое: благодаря ассирийским барельефам IX века до н.э. мы знаем, что таран вовсю использовался во времена хорошо знакомых нам царей Ашшурнацирапала II и Саламнасара II, а скорее всего и значительно раньше — спрашивается, при чем тут карфагеняне? Может быть, они позднее «изобрели» стенобитное орудие независимо от ассирийцев? Вряд ли, военные технологии распространяются с быстротой неимоверной, финикийцы не раз испытавшие на себе ярость Ассирии наверняка были отлично знакомы с тараном.

Наверное, Витрувий подразумевает, что стенобитная машина была применена карфагенянами впервые в западном Средиземноморье, перестав быть монополией ассирийцев.

Во-вторых, почему вдруг «плотник из Тира» носит греческое имя? Здесь ответ более очевиден: Витрувий вдохновлялся греческими же источниками, а греки, как впоследствии римляне, предпочитали не ломать язык, используя привычные для себя имена — вспомним, как Мелькарт превратился в Геракла-Геркулеса...

Гадир пал. Пунийцы сносят его укрепления с прицелом на будущее: нельзя допустить восстановления гадитанского влияния на подступах к Тартессу, который, в свою очередь остается один на один с новым противником. Ранее тяготевшие к Гадиру финикийские колонии на южном побережье Иберии оценили случившееся и без долгих колебаний признали если не абсолютный сюзеренитет, то по меньшей мере лидерство Нового Города, проводившего вполне осознанную политику — Тартесс любой ценой было необходимо изолировать, перекрывая выход к морю, а значит и предотвращая любые попытки самостоятельной торговли и поиска альтернативных транспортных услуг для доставки металлов на восток.