Когда Фишель подрос‚ и насчитали ему три года‚ Мотл завернул мальчика в талес – можете мне поверить – гордо понес к учителю. Рядом шла мать‚ принаряженная и заплаканная‚ несла кулек со сладостями‚ а встречные произносили благословения по столь радостному поводу. В комнате стоял длинный некрашеный стол со скамейками. Во главе стола возвышался на табурете суровый меламед‚ а на скамейках без спинок сидели дети. Фишеля усадили за стол‚ учитель раскрыл книгу Торы и начал показывать буквы: "Это алеф. Это бет. Это гимел..." А на голову маленького Фишеля сыпали конфеты с пряниками‚ чтобы учение навсегда соединилось у него со сладостью.
Фишель пробыл в хедере до тринадцати лет‚ а потом поступил в иешиву: значит‚ проявил способности. Ученость давала почет в еврейском мире‚ ученый юноша возвышал себя и свою семью‚ и каждый отец не жалел денег на обучение сына, если деньги у него‚ конечно‚ имелись. Фишель – к тому времени‚ должно быть‚ сирота – учился в иешиве бесплатно: таков был порядок. Спал в синагоге на скамейке‚ подложив под голову кулак‚ надевал на рассвете заплатанную рубаху‚ натягивал штопаные носки‚ обедал поочередно у окрестных евреев‚ каждый день у другого: это называлось "есть дни"‚ и это были не Ротшильды.
Учение начиналось с утренней молитвы и продолжалось до поздней ночи‚ с перерывом на обед. Учились старательно‚ с воодушевлением‚ раскачивались‚ выпевая слова‚ чтобы закрепить в памяти‚ и Фишель среди них‚ чрезвычайно религиозный юноша: "Всем сердцем своим‚ и всей душою своею‚ и всем существом своим..." – таким оставался до конца дней. В молитве изливал душу перед Создателем; верил без сомнений‚ что слова‚ мысли его и поступки влияют на судьбы мира; повторял без колебаний‚ что и он‚ Фишель‚ проходя по жизни‚ строит во имя добра или разрушает во имя зла; знал наверняка‚ что без его помощи мир не избавится от несовершенства‚ и не только он‚ Фишель‚ нуждается в заступничестве Небес‚ но и Небу требуется помощь Фишеля Канделя.
"Ты нас избрал из всех народов..."
А в Могилеве‚ а в том Могилеве, на чужой земле‚ в неласковом окружении, жизнь протекала без излишнего прокормления‚ в единой надежде на заступничество Милосердного‚ и в грех засчитывались слова: "Где я возьму хлеб на завтра?" Три шойхета точили ножи в несбыточном желании зарезать единственную корову‚ пять бадхенов пихались локтями‚ чтобы повеселить на небогатой свадьбе‚ семь шустеров приходилось на прохудившийся сапог‚ десять знатоков-моэлов – обрезать народившегося младенца‚ двадцать лавочников поджидали покупателя возле полок с пустыми коробками‚ пятьдесят балагул надеялись на чудо – схватить заработок в пару грошей‚ а если чудо всё-таки свершалось‚ у балагулы в пути подыхала лошадь. Портные и старьевщики жили в Могилеве‚ пекари и водовозы‚ клейзмеры и шпильманы‚ шейгецы и мишугинеры‚ шнореры и шлимазлы‚ а арендатор Гурфинкель – это особая статья. Израиль Гурфинкель не считался среди евреев богачом-"гвиром"‚ его дом не стоял на базарной площади‚ его детей не заворачивали в пеленки из шелка‚ но даже помещик по соседству уважал Израиля: "Хотя и еврей‚ но человек добрый и истинно благонамеренный".
Почему мы заговорили об Израиле Гурфинкеле? А потому что настала пора женить Фишеля‚ без этого невозможно: "Приобретение жены – начало всех приобретений". Израиль Гурфинкель‚ почти обеспеченный человек‚ выдал дочь за бедного Фишеля: ученый юноша ценился дороже‚ чем жених из богатой семьи. Девочку Фриму нарядили к свадьбе‚ повесили на шею нитку жемчуга‚ и она побежала во двор показаться подружкам. Нитка порвалась‚ жемчуг просыпался на землю‚ отец наказал невесту в день свадьбы.
Слезы‚ конечно‚ высохли. Заиграли‚ конечно‚ клейзмеры: скрипка‚ кларнет‚ флейта с барабаном. Толпа провожала молодых к месту свадьбы. Хупа стояла на синагогальном дворе‚ под открытым небом‚ чтобы потомство Фишеля и Фримы стало неисчислимо‚ как звезды небесные. Жених надел кольцо на палец невесты и сказал по обычаю – так и теперь говорим: "Вот‚ ты посвящаешься мне этим кольцом согласно вере и закону Моше и Израиля". Зачитали "ктубу", брачный договор: "...и буду я для тебя работать и почитать тебя‚ и дам тебе пропитание и всяческую поддержку по обычаю мужей израильских..." Зачитали затем семь благословений, Фишель разбил стакан‚ чтобы и в минуту веселия не забывать Иерусалим‚ из которого нас изгнали‚ потом было пиршество. Клейзмеры дудели и били в барабан‚ гости танцевали фрейлехс‚ бадхен потешал народ; невеста прошлась с платочком по кругу‚ радостная и с веселым сердцем.
На свадьбу Фримы и Фишеля пришел сын помещика с заезжим приятелем‚ принес подарок. Назавтра они решили навестить молодоженов‚ но Гурфинкель этого не допустил: Фрима была уже замужней женщиной, отрада дня и утеха ночи: ей побрили голову и надели парик. Исполнилось Фриме четырнадцать лет‚ Фишелю пошел семнадцатый.
Говорили потом‚ будто молодой муж понятия не имел о супружеских обязанностях; оттого и приставили к нему старого еврея‚ чтобы обучил обращению с женой‚ но кто теперь в это поверит?..